Карлуша еще раз услышал знакомый колокольчик, и сердце его больно сжалось.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Карлуша долго ходил без ливреи, потому что на ней два раза перешивали галуны. Они не нравились «канарейке». Вкус у баронессы был «высокохудожественный», как выражалась фрейлен Лизбет.
Наконец, все было готово, но без желтого галуна. Темносинее сукно с голубой шнуровкой. На серебряных пуговицах — герб баронов Лангенхорст.
— В сердце твоем также должен сиять этот герб, — торжественно изрекла фрейлен Лизбет, когда впервые увидела Карлушу в новой одежде. — Ты всегда должен помнить, что носишь славный герб баронов Лангенхорст.
Карлу и без того было бы трудно это забыть, но совсем по другой причине: ему было горько и обидно надевать этот обезьяний наряд.
Он всегда смеялся над мальчиками-лифтерами, которых он видел у подъезда отеля «Астория», и над маленькими продавцами сигар в кафе «Курфюрст», одетыми в красную гусарскую форму. Но те хоть работали на одном и том же месте среди множества кельнеров и слуг, он же сидел один-одинешенек на заднем сидении двухместного «бюика» и разъезжал по всему городу, нося на себе, как собачью метку, герб баронов Лангенхорст.
Карл Бруннер чувствовал себя оскорбленным и униженным, но делать было нечего. «По крайней мере, теперь не так-то легко меня узнать», думал он.
Несколько дней спустя они ехали по Вайценштрассе. Карлуша хорошо знал эту улицу (она ведь пересекала Ульмерштрассе) и поэтому как можно глубже спрятал голову в высокий стоячий воротник. Внезапно он увидел на улице маленького Петера. В первую минуту Карл так обрадовался, что глаза его затуманились слезами. Петер! Милый, смешной мальчуган!
Но, когда они подъехали ближе, Карлуше стало не по себе. Что, если Петер его узнает? И к тому же в обезьяньем наряде?
«Канарейка», которая обычно развивала такую скорость, что уже дважды была задержана постовым полицейским, ползла теперь, как назло, страшно медленно. Любой пешеход мог догнать ее. Она с таким увлечением болтала со своим спутником, что забывала давать газ.
Наконец, они проехали мимо. Если бы Петер не рассматривал все время свою карту, он бы, наверное, заметил Карлушу.
Ко многому можно привыкнуть, когда нет времени раздумывать. А во дворце Лангенхорст (так велено было называть дом) Карл был занят по горло.
В шесть часов утра он уже был на ногах и принимался за работу. Все, что говорил господин Иоганн, начиная от чистки обуви, платья, серебра и кончая поливкой цветов в зимнем саду при большом зале, — все это и еще многое другое входило в его обязанности. Часто работа затягивалась до глубокой ночи. Когда приходили гости, он должен был ждать, не пошлет ли его «канарейка» разносить сигары и папиросы. Господин барон считал, что и Иоганн с этим прекрасно справляется. Но у госпожи баронессы был «высокохудожественный» вкус, и ей казалось, что гораздо изысканнее, когда папиросы разносит грум. Карлуша не смел ложиться спать и ждал ее приказаний.
Больше всего мальчик любил выезжать с баронессой на прогулку. «Бюик» — отличная машина, и баронесса вела ее, как заправский шофер. Карлуша мог у нее кое-чему поучиться, но он всегда боялся встретить знакомых из дома на Ильзенштрассе. Конечно, ему бы хотелось повстречать Франца, Хельмута или Лизу. Правда, было бы немного стыдно за свой наряд, но на всякий случай он приготовил в кармане записочку с адресом. В нее был завернут кусочек свинца. Если кто-нибудь из своих пройдет мимо, Карлуша выбросит на ходу эту записочку.
Но Карл никого не встречал из прежних друзей, и тоска его росла о каждым днем. Он никогда не слышал доброго слова. «Канарейка» была с ним ласкова, но эта ласка вызывала в нем отвращение. Ведь и к Микки, к этому противному червяку с длинной шелковистой шерстью и розовым брюшком, она относилась так же хорошо, даже еще лучше. В автомобиле Карлуша должен был держать Микки на коленях. И когда Микки давали конфетку, вторую конфетку получал Карл. Разницы никакой не было.
Правда, с ним была тетушка Мари. Она от всего сердца желала ему добра. Карлуша всегда это чувствовал, иначе он бы не вынес такой жизни. Но виделись они в те редкие часы, когда Карлуша помогал на кухне. Эту работу он делал охотнее всего. Разговаривать было нельзя, да и смотреть друг, на друга удавалось разве только украдкой. В кухне всегда кто-нибудь был.
Хорошо бывало только вечером, перед сном. Тетушка Мари подходила к его постели, устроенной в углу на скамье. Она присаживалась к нему и брала его за руку. Разговаривать она не любила. Всегда усталая и печальная, она сидела, опустив голову, уставясь в одну точку. На ее лице появлялись морщинки. Это пугало Карлушу. Но он быстро засыпал, так как сильно уставал за день.