— Вот она идет! Вон там, господин вахмистр! Она вышла из Брунхильденштрассе. Видите? Женщина в полосатом платке, с корзиной в руках! Вот она прошла мимо тумбы с афишами! Видите?
Карлуша лихорадочно соображает. Бежать на улицу поздно. Он не успеет, не успеет…
Карлуша поворачивается к окну. Дрожь пробегает по его телу. Он судорожно сжимает кулаки, точно хочет удержать самого себя. Карлуша знает, что теперь все зависит от него. Нельзя терять голову.
Он приближается к окну. Может быть, отсюда подать матери какой-нибудь знак?
— Сохраняйте спокойствие, — ворчит полицейский. — Чтобы ей чего не почудилось! Вы останьтесь здесь. И ничего такого, чтобы бросалось в глаза! Понятно? Мы возьмем ее при входе.
Полицейский выбегает из кухни и отталкивает при этом Карлушу в сторону, как стул или корзину.
Господин Иоганн становится боком к окну. Он вытягивает шею. Его глаза чуть не вылезают из орбит. Он закрывает рукой рот, точно боится спугнуть эту женщину своим дыханием. Он даже не замечает, что в кухне, кроме него, есть еще кто-то.
Карлуша становится за господином Иоганном. Вот идет его мать!
Она спокойно идет, ничего не подозревая. Сейчас она пройдет ограду. Потом завернет за угол. И здесь ее ждет полиция!
Карлуша резко поворачивается и бежит к двери. Он делает это бессознательно: скорее к матери! Но у дверей он приходит в себя. Слишком поздно! Снова бежит на середину кухни. Там он в нерешительности останавливается. Может быть, все же лучше бежать на улицу? Опять к двери. Снова назад. Как загнанная в мышеловку мышь.
Карлуша бежит к окну. Наплевать на господина Иоганна. Теперь ему все равно.
Его мать проходит внизу, мимо ограды. Сейчас она будет на углу. И она не смотрит наверх!
— Прочь от окна! — шипит господин Иоганн, хватает Карлушу за воротник и хочет его оттащить.
Но Карл кричит во всю силу своих легких:
— Мама, мама, беги!
Женщина в полосатом платке смотрит наверх. В окне никого уже нет. Она быстро поворачивается и бежит обратно. На ближайшем углу она ставит на панель корзину и кидает в нее свой платок и шляпку. При повороте в Брунхильденштрассе Гедвига Бруннер выглядит уже совсем иначе. У окна никого нет. Господин Иоганн оттолкнул Карлушу.
Он так ошарашен, что только хрипло каркает:
— Что это? Что это?
Карлуша ударяет господина Иоганна в живот и вырывается. Он хочет бежать к окну, но господин Иоганн загораживает ему дорогу и хватает его снова.
Начинается дикая, отчаянная борьба. Господин Иоганн вдвое выше Карлуши и, вероятно, вдвое сильнее его. Но это не всегда решает дело. Карл храбро борется руками, ногами, зубами.
Кухонный стол опрокинут во время борьбы. Тарелки, миски, стаканы валяются, разбитые, на полу.
Карлуша выхватывает из кармана своего ваньку-встаньку. Этак будет крепче. Он бьет им господина Иоганна изо всех сил.
— Вот тебе, старый негодяй! — кричит он, и глаза его горят. — Вот тебе, старый осел!
Железный кулачок бьет сквозь ливрею и манишку. Господин Иоганн чувствует колющую боль. У него начинается припадок кашля, и он шатается. Но не выпускает из рук Карлушиной куртки.
Падая, он тянет за собой и Карлушу. Мальчик быстро выскальзывает из куртки. Она остается в руках господина Иоганна. Карлуша вырывается.
И пока господин Иоганн лежит на полу в припадке кашля и, как полоумный, колотит куртку, Карлуша вскакивает одним прыжком на подоконник. Щеки его горят, глаза сверкают. Он тяжело дышит.
— Рот фронт! — кричит он.
Карлуша больше не в ливрее. Он чувствует себя свободным.
— Рот фронт! Несмотря ни на что! — кричит он, размахивая ванькой-встанькой, и прямо с подоконника спускается на лестницу, приставленную к лесам.
Карлуша смотрит вниз. Нет, так ему не выбраться из дома. Наверх! На крышу! Мама бежала тоже так. Может быть, и ему это удастся. И Карлуша, как белка, легко и ловко поднимается вверх. Он всегда был хорошим гимнастом. Теперь это ему пригодилось.
Карл поднимается все выше и выше. Он еще не успокоился после схватки с господином Иоганном. Он точно опьянел.
— Рот фронт! — звенит в голубой вышине ясный, упрямый мальчишеский голос.
Каменщики, работающие вверху на лесах, и те, что мешают внизу цемент, изумленно настораживаются.
— Рот фронт! — раздается звонко, как песня жаворонка в солнечном майском воздухе, и этот призыв наполняет сердца слушающих надеждой.
В кухню вбегают два полицейских. Лакей все еще лежит на полу и кашляет.
— Где этот дрянной мальчишка? — рычит красный от ярости полицейский. — Он нам спугнул, эту бабу!