Петер пошел обратно на лестницу и стал обдумывать продолжение своей борьбы со шпиком. Итак, если этот мерзкий сыщик увернется от удара, Петер ткнется ему головой в живот с такой силой, что там запищит вчерашняя капуста, и…
Шпик, стоявший на противоположной стороне, заметил худенькую девочку лет пятнадцати, которая, казалось, кого-то с нетерпением поджидает. Но он не заметил, что она не только ждет, но и зорко следит за ним. Изредка девочка косилась за угол.
Там сидел Хельмут на тумбе, стоящей справа от ворот. У него был равнодушный вид, словно ему ни до чего нет дела. Он сонливо смотрел в одну точку.
Франц (слева от ворот), Лиза и Хельмут (на противоположной стороне) могли спокойно стоять на своих наблюдательных постах. Ни сыщики, ни полиция не знали их. Но Карлушу они искали. Он ведь удрал от шпика. Ему было опасно показываться на улице. Лучше было бы его совсем выключить из игры. Но не было четвертого надежного соратника для охраны правой стороны ворот. Карлушу пришлось спрятать в палисаднике соседнего дома, позади подстриженных кустов.
Через решетку ему были видны все прохожие. Но высовываться было нельзя.
Время шло. Пробило половина десятого.
С лестницы донеслись крики и плач. Мать Петера силой поволокла мальчика домой. Петер сопротивлялся до последней возможности. На все вопросы о том, что он делает на лестнице, мальчик отвечал ледяным молчанием.
В половине десятого Лиза заметила, что сыщик взглянул на часы и стал напряженно всматриваться в прохожих.
Она пыталась угадать, в чем дело.
Если фрау Бруннер захочет придти сегодня, то она придет именно сейчас. Вскоре улица опустеет, и ей будет нелегко скрыться среди редких прохожих.
Лиза заметила, как сыщик втихомолку мигнул своим помощникам: «Внимание!»
Лиза тоже кивнула Францу и Хельмуту: «Внимание!» Все почувствовали в кончиках пальцев какую-то дрожь: «Вот сейчас, сейчас придет фрау Бруннер. Кто первый заметит ее? От этого зависит все!»
Карл притаился в маленьком палисаднике. Он сидел на корточках позади густого ряда подстриженных кустов. Ему было очень плохо видно. Он мог только слегка раздвинуть ветви и смотреть в узенькую щель. Да и решетка у самого носа мешала ему. Но хуже всего было то, что он, сидя на корточках, видел улицу снизу. Лица прохожих бывали часто скрыты. Когда кто-нибудь подходил вплотную и останавливался перед Карлушей, ему вообще ничего не было видно. Его охватывала такая злоба, что хотелось крикнуть: «Проходите дальше, дурачье!» Он с трудом сдерживался, чтобы не выскочить из своей засады.
Мальчик был весь начеку. Широко раскрыв глаза, он пристально и напряженно всматривался в прохожих. Как раз напротив стоял газовый фонарь и слепил ему глаза. Карл ужасно боялся, что не заметит своей матери, когда та пройдет мимо, и она по его вине попадет прямо в лапы полиции. При этой мысли у него то и дело сжималось горло.
Но от напряжения у Карла заболели глаза (к тому же он много плакал в этот день). Веки мальчика отяжелели, и ему больно было смотреть. Уже полтора часа смотрел он на улицу. Веки его то и дело опускались. Внимание! Внимание! Мама может каждую минуту пройти мимо. Он колол руку острой щепкой, чтобы не заснуть.
Вдруг Карл вздрогнул. Не заснул ли он? Да, он спал. Его глаза были закрыты. Быть может, только одну минуту. Но ведь мама могла пройти именно в эту минуту. Может быть, все уже погибло, все потеряно! И по его вине… Карл чуть не заплакал.
Внезапно он услышал, как на башенных часах церкви св. Гедвига пробило три четверти десятого.
Гедвига Бруннер направлялась к своему дому, на Ильзенштрассе. Надо было соблюдать крайнюю осторожность. Мать Карла была переодета в костюм проповедницы Армии спасения. Под широкополой соломенной шляпой почти не видно было ее лица. Черная пелерина скрывала фигуру. Фрау Бруннер нарочно немного горбилась, чтобы изменить свою походку. Этот наряд ей достали товарищи, у которых она нашла приют после своего бегства. Невозможно было узнать ее в этой безобразной одежде.
Гедвига Бруннер, однако, не собиралась входить в дом. Там ведь, несомненно, еще дежурят шпики. Но она надеялась встретить на улице кого-нибудь из Карлушиных друзей — Франца или Хельмута. Это были надежные ребята. Через них она могла передать Карлу, что ему делать дальше.
Это было опасное предприятие. Но ведь Карл был ее единственный сын.
Гедвига Бруннер подвигалась очень осторожно, держась все время в тени. В это время из магазина вышел огромный толстый господин. Она пошла вслед за ним. Толстяк раскачивался перед ней, как огромное живое прикрытие.
Карлуша, сидя в своей засаде, внимательно изучал каждую проходившую женщину. На мужчин он вообще не обращал внимания. Только один заинтересовал его: уж очень он был смешон. Такого толстого человека Карлуша никогда не видел. Он катился, как огромный шар, выпятив большой живот, и занимал почти половину тротуара. Когда толстяк прошел мимо, мальчик рассмеялся:
— Ему бы надо вывесить на животе записку: «Приду через пять минут!»
Толстый человек прошел мимо. И, скрытая его толщиной, прошла и Гедвига Бруннер мимо своего сына. Карл ее не заметил. Никто не подал ей знака. Никто не предупредил, что в двадцати пяти шагах стоит тайный полицейский агент и, держа ее фотографию в руках, осматривает каждую идущую женщину.
Она все еще шла за толстяком, но вместе с тем шла прямо на шпика. В эту минуту и шпик заметил забавного толстяка. Он с любопытством оглядел его. Он тоже давно не видел ничего подобного. Времена были вовсе не блестящи в Третьей империи, чтобы отращивать такие животы.
Шагах в пятнадцати от шпика толстяк, видимо, что-то вспомнил. Он внезапно повернул налево и наискось перешел через дорогу на другую сторону улицы.
Шпик с любопытством смотрел ему вслед. Оттого он сразу и не заметил «проповедницу», которая шла все время за толстяком и внезапно оказалась на виду. Когда толстяк вдруг свернул в сторону, Гедвига Бруннер почувствовала себя точно оголенной и инстинктивно остановилась. Она стояла в нескольких шагах от шпика, почти одна посреди панели.
Все это длилось несколько секунд. С противоположной стороны улицы уже бежал парнишка лет пятнадцати. Он мчался так быстро, что налетел на «проповедницу». Из ее рук выпал пакет. Они одновременно нагнулись. И тут Хельмут быстро зашептал:
— Назад, фрау Бруннер! Вас поджидают! Карлуши в доме нет. Скорее назад! Патруль идет.
— Назад, фрау Бруннер! — прошептал Хельмут.
Хельмут побежал дальше. Гедвига Бруннер повернулась и пошла обратно. Не слишком быстро.
Когда шпик снова взглянул вдоль улицы, он увидел спину проповедницы Армии спасения.
«Она, верно, вышла из ворот, пока я смотрел на толстяка», подумал про себя шпик и не нашел в этом ничего подозрительного. Скоро эта дурацкая служба кончится. Дома его ждет горячий ужин. От обеда остались свиные ножки. Он покосился на старшего: долго ли он собирается тут околачиваться?
Хельмут бежал мимо Карлушиной засады. Он остановился у самой решетки и стал смотреть вверх, точно увидел в небе цеппелин. При этом он заговорил шепотом, как бы про себя:
— Слушай, Карл! Твоя мать пройдет сейчас с правой стороны. Ты и пикнуть не смей! Ей нельзя останавливаться. Сзади патруль!