Я тотчас уверил Карла, что хоть и слышал что-то о размолвках в семье Брюлловых, но не придал тому ни малейшего значения. После чего Карл продолжил:
— Сейчас я расскажу вам все, как оно есть на самом деле, и после этого вы как человек военный, а значит, привыкший составлять рапорты, либо поможете мне сочинить сей документ, либо поедете во дворец вместе со мной или, если и то и другое невозможно, дадите дружеский совет, как мне теперь быть? Как жить после подобного позора и бесчестия? Как писать «Взятие Божьей Матери на небо», заказанный высочайшим повелением для Казанского собора? Да и зачем? Согласятся ли принять столь значительное произведение господа чиновники у человека без чести?
Я тотчас уверил Карла, что сделаю все, как он желает, так что он может, смело рассчитывать, если не на мой писательский талант, то на мое гостеприимство и состояние, коими он может смело распоряжаться по своему усмотрению. Кроме того, я обещал в случае крайней необходимости помочь ему во взаимоотношениях с судейскими, среди которых у меня имелись знакомства. После чего немного успокоившийся Карл начал свой рассказ:
— Итак, я повстречал Эмилию в ту пору, когда уже не чаял отыскать себе спутницу жизни. Ее красота, талант, чарующий голос… и самое главное — ее противоположность известной вам даме, богине, которой я служу столько лет и которой несмотря ни на что буду служить вечно. Юная и прекрасная Эмилия Федеровна была не похожа на властную львицу Юлию Павловну, и в то же время в них было нечто родственное. Те же черные волосы, та же ослепительная грация, но только если Юлия Павловна делает все напоказ, даря свет и жизнь, как поступает Солнце, то нежная, кроткая Эмилия напоминала скорее свет Луны, ландыш, нежнейший эдельвейс. Если Юлия сияла жаркой южной красотой своих итальянских предков, Эмилия же — типичная северянка, строгая, рассудительная немка, блистала росой на свежем лепестке первоцвета.
Я пленился, очаровался ее юностью, написал ее портрет у рояля, а уже потом сделал предложение. Не скажу, что папенька Эмилии Федеровны принял его с большой радостью, но, должно быть, моя слава и известность сыграли роковую роль, так что, в конце концов, он был вынужден согласиться отдать за меня дочь. Я был на седьмом небе от счастья, занялся обустройством дома, готовил пышную свадьбу, когда… Надо сказать, что во время подготовки к таинству венчания и свадьбе я ни разу не оставался наедине со своей невестой. Это должно было показаться мне подозрительным… даже возмутительным…
И что же… буквально накануне венчания, когда я, повинуясь бог знает откуда взявшемуся порыву, заехал в дом к своей обожаемой суженой, она вдруг кинулась мне в ноги и со слезами на глазах поведала ужасающую тайну, тяготившую ее долгие годы. Увы, моя невеста не была девственницей. Но это еще не все. Ошибку юности я бы мог простить, поверив в то, что нас ожидает долгая, счастливейшая жизнь.
Но… видя ее стыд и раскаяние, я потребовал немедленно открыть имя любовника. Нет, я не собирался вызывать его на дуэль, просто не хотел подозревать каждого. И… — Карл замолк, порывисто закрыв лицо руками, так что я решил, что он снова плачет. — То, что сказала Эмилия, было настолько ужасно, что поначалу я отказался верить. Любовником, причем постоянным любовником Эмилии, был ее родной отец. Человек, из рук которого у святого алтаря я должен был получить свою будущую жену. Я не мог… не то что вызвать его на дуэль, но даже пощечина, и та немедленно отразилась бы на репутации Эмилии, а, следовательно, ударила бы и по мне.
Не зная, что делать, я хотел бежать куда глаза глядят, отменив венчание, но Эмилия зарыдала в голос, прося спасти ее от тирана, забрав в свой дом и оградив, таким образом, от дальнейшего поругания и насилия. Что я мог сделать? Признаться, мы, мужчины, никогда не считали чем-то зазорным иметь и дюжину возлюбленных, но это… как подумаю, мороз по коже… — Его передернуло. — Разумеется, я мог отказаться — и был бы прав! Но Эмилия, что стало бы с ней?
— В общем, вы приняли нелегкое решение и согласились на этот брак. Это благородно! — Я пожал его руку. — Полагаю, что именно желая выгородить себя, отец Эмилии Федеровны теперь и обвиняет вас в жестоком отношении к его дочери. Поэтому он и забрал ее вновь к себе. И вы? Вы не пытаетесь вернуть жену домой силой? Возможно, находясь в руках отца, она готова обвинять вас в любой гнусности, но вдали от него… — я посмотрел на Карла, лицо которого покраснело, а на лбу вздулись темные вены.