Знала. Одного только не знала она — мужа ей больше никогда не увидеть живым.
У Либкнехта и Люксембург этот день ничем не отличался от многих предыдущих. Звонил телефон, приходили и уходили люди; под утро просматривался перед выходом в свет очередной номер «Роте фане»; совещались с членами Центрального Комитета компартии. Все время возле них находился Вильгельм Пик — таково было тайное поручение ЦК.
Накануне их хотели вывезти из Берлина, но это оказалось невозможным: белогвардейцы, шпионы, полиция и так называемое гражданское ополчение заполнили все улицы и переулки, оцепили все городские предместья.
Либкнехт и Люксембург сидели взаперти, в квартире Маркуссонов, на Маннгеймерштрассе, 43, и каждый занимался своим делом. Как будто не нависла над ними смертельная угроза.
В середине дня берлинцы уже получили номер «Роте фане» и читали последнюю статью Либкнехта — «Trotz alledem!» — «Несмотря ни на что!».
Невозможно сегодня без внутренней дрожи, без глубокого преклонения перед тем, кто писал их, читать эти строки, вылившиеся из окровавленного сердца Карла Либкнехта. Даже если не знать о Либкнехте ничего другого, а знать только одну эту статью и то, как, когда, при каких обстоятельствах она писалась, можно понять, какого Человека потерял немецкий народ.
«…«Спартак повержен!» — ликует газетный хор от «Пост» до «Форвертс»…
«Спартак повержен!»
Да, это так! Революционные рабочие Берлина потерпели поражение! Сотни лучших из них растерзаны! Верно! Многие сотни преданных нам людей брошены в тюрьмы!
Верно! Они разбиты… И победили Эберт — Шейдеман — Носке…
Но есть поражения, которые становятся победой, и победы, более роковые, чем поражения…
Сегодняшние побежденные станут завтра победителями. Ибо поражение послужит им уроком… А путь к победе ведет через поражение.
Но что ждет сегодняшних победителей?
Дело, которому они служили, творя свою подлую, кровавую расправу, — подлое дело… Они уже пригвождены к позорному столбу истории. Мир еще не видел подобных иуд: они не только предали все самое для себя святое, но и собственными руками распинали его…
«Спартак повержен!»
Тише, вы, там! Мы никуда не бежали, мы не разбиты. И пусть они попробуют заковать нас в цепи, — мы все-таки здесь, мы останемся здесь! И победа будет за нами… Волны событий вздымаются все выше и выше — нам ведь не привыкать к тому, что нас то вознесет на вершину гребня, то бросает в бездну. Наш корабль стойко и гордо идет своим курсом к намеченной цели.
А будем ли мы живы или нет, когда удастся достигнуть цели, все равно — жить будет наша программа; она станет господствующей в мире освобожденного человечества. Несмотря ни на что!»
«Будем ли мы живы, все равно…»
Нет, не все равно — ни немецкому пролетариату, ни коммунистической партии не все равно.
Но и предателям социал-демократам, но и военщине и круппам не все равно! Палачи уже отточили топор, жить — считанные часы.
В большом пятиэтажном доме с балконами вечерняя тишина. Улица пустынна. Только патрули белогвардейцев и «гражданского ополчения» циркулируют в разные стороны. Возле дома № 43 — группа вооруженных людей, с ручными гранатами и в касках. Они сгрудились у входных дверей, тесно закрыв собой входы и выходы.
Наверху, в квартире адвоката Маркуссона, пишет что-то Либкнехт. Роза Люксембург, с сильной головной болью, прилегла отдохнуть, впервые за много дней и ночей позволив себе надеть свободный домашний халат.
Внезапно тишина грубо нарушена: топот многих ног, бегущих по лестницам, стук и бряцанье оружия. Потом грохнули двери и истерично зазвенел звонок — должно быть, застряла кнопка.
Было уже начало десятого. Несколько белогвардейцев и двое в штатском ворвались в квартиру. Сразу же набросились на Либкнехта — очевидно, знали не только расположение комнат, но и в какой из них кто находится; скрутили за спину руки и вытащили на улицу. Возле комнаты, в которой дремала Роза, поставили нескольких солдат — чтобы не сбежала. Походя задержали и Пика, объявив, что он арестован.
Никто не предъявил ордера на арест. Но нелепостью было бы сопротивление трех безоружных людей, из которых одна была женщиной.
Либкнехта погрузили в автомобиль, и двое штатских — инженер Линднер и трактирщик Меринг, оба из «гражданского ополчения» — вернулись за Люксембург. В присутствии солдат и «ополченцев» больную женщину заставили одеться, вывели вместе с Вильгельмом Пиком на улицу и увезли на другом автомобиле.