Поездка в Америку, однако, не осуществилась. Отъезд назначен был на осень 1847 г. Вместе с несколькими друзьями Либкнехт строил план создания земледельческого товарищества в лесной (полосе штата Висконсина — как только они очутятся за океаном. Чтобы оказаться на высоте задачи и в смысле физическом, Либкнехт стал закалять свой организм. Усиленно обучается он стрельбе, плаванию, гимнастике. Но особенное внимание уделяет он искусству плотничанья. Он поступает в обучение, берет в руки топор, работает целыми днями и через 6 недель торжественно получает звание подмастерья.
В это время в Гиссенском университете начинаются студенческие беспорядки на почве полуакадемической, полуполитической. Либкнехт с толовой бросается в это дело и становится признанным вожаком движения. Студенты выигрывают борьбу, конфликт разрешается в их пользу, но Либкнехта вежливенько просят выехать из Гисбена. Он отправляется в Марбург, где остается недолго.
Теперь-то и надо осуществить поездку в Америку, — говорит себе Либкнехт. В конце лета 1847 г. он снимается с якоря. План выработан. Первый этап поездки вниз по Рейну в Роттердам. Но, отъехав всего каких-нибудь 100 километров от Марбурга, он задерживается в Майнце. По дороге он разговорился в повстречавшимся ему швейцарцем, по профессии учителем. Тот в соблазнительных красках описал ему свободные условия существования в Швейцарии и убедил его переждать лучше поближе от Германии, где вскоре неизбежно разразится революционная гроза. И вот, вместо Роттердама, вместо Висконсины, В. Либкнехт осенью 1847 г. очутился в Цюрихе. Здесь он продолжает готовиться к адвокатуре и в то же время для заработка поступает учителем в фребелевскую образцовую школу. Впоследствии В. Либкнехт не раз утверждал, что к учительской деятельности у него было настоящее призвание, и шутил, что политика «зря» отвлекла его от той профессии, которая была подлинным его назначением. В этой шутке было то зерно истины, что Либкнехт действительно был по натуре просветителем, воспитателем. Но именно это не только, конечно, не помешало, а помогло ему стать великим пролетарским агитатором и бойцом.
В Цюрихе Либкнехт прожил до февраля 1848 г. При первых же известиях о начавшихся революционных событиях Либкнехт ни дня уже не может усидеть в мирном Цюрихе. Наступил долгожданный день. Затрещало самовластие монархов. Народы проснулись. Закипает борьба. Либкнехт мчится в Париж. В кармане у него рекомендательное письмо от известного педагога Юлиуса Фребеля к революционному поэту Гервегу. Этот последний занят формированием в Париже немецкого легиона, который должен-де на обоих штыках «принести республику» в Германию. За эту идею ухватился и 22-летний Либкнехт. В своих воспоминаниях о Марксе Либкнехт рассказывает, что Маркс был решительно против этого искусственного плана создания «иностранных легионов» и видел в нем даже отчасти интригу французских буржуазных республиканцев, желавших таким образом прежде всего избавиться от революционных иностранных, рабочих и беспокойных эмигрантов. От практического участия в этом предприятии Либкнехта избавила болезнь. «Легион» Гервега был рассеян еще раньше, чем мог приступить к каким-либо серьезным действиям, а Либкнехт, поднявшись после продолжительной болезни, отправился из Парижа назад в Цюрих. Но ненадолго. Движение нарастало. Через несколько недель Либкнехт очертя голову бросился в борьбу.
Ближайшие события в жизни молодого Вильгельма Либкнехта разыгрывались, по его собственным слезам, приблизительно в следующем порядке. В сентябре 1848 г., — рассказывает Либкнехт, — «дружище Струве, храбрый романтик революции, провозгласил республику и войну за нее». Либкнехт с кучкой друзей спешит под знамена этого «главнокомандующего свободы». 17 сентября 1848 г. он переходит Рейн. Республика была «провозглашена». Первые дни от головных добровольческих отрядов Струве приходили одни только благоприятные вести: официальные власти полностью-де обескуражены «народ за — нас», «отряды растут, как лавины». Либкнехтовский добровольческий отряд на первых порах тоже имел чем похвастаться. В ряде мест он разору жил противника, «провозгласил» республику, пополнился новыми добровольцами и достиг уже крупной цифры в 4 000 бойцов. Теперь отряд, в котором сражался Либкнехт, ускоренным маршем двинулся в том же направлении, в каком пошла «армия» Струве — в полной надежде войти с ней в соприкосновение в Шварцвальде.
Увы, эта надежда не оправдалась. Армии Струве и след простыл. Нет вестей и от легендарного третьего «корпуса». Либкнехтовский отряд высылает разведчиков. Одни разыскивают армию Струве. Другие во главе с Либкнехтом рыщут в поисках «третьего корпуса». Население встречает разведчиков уже отнюдь не дружественно, хотя проходят они как раз по таким местам, где республика уже «провозглашена». В местечке Зекинген разведчиков уж прямо обстреляли. Но Либкнехт не унывает. Он ведет своих людей вперед в Лауфенбург. О «третьем корпусе» ни слуху, ни духу. У самого въезда в Лауфенбург Либкнехта поспешно останавливает молодая красивая девушка и сообщает ему печальную весть: Струве разбит и третий корпус рассеян, все погибло; Либкнехт не должен делать ни одного шага вперед, иначе и он погиб. Молодая и прекрасная республиканка предлагает Либкнехту руку помощи: она переведет его через Рейн и спасет ему жизнь. Эта перспектива, вспоминает в старости Либкнехт, была крайне соблазнительна: очень уж хороша была кандидатка в спасительницы. Но чувство долга победило. Он прощается с прекрасной незнакомкой, отпускает разведчиков, а сам возвращается к своему отряду.
Одетый в зеленую блузу доброволец снимает с головного убора красные перья и бодро отправляется в дальнейший путь. По дороге Либкнехта настигают и арестовывают раньше, чем он дошел до своего отряда. Он не был расстрелян тут же на месте лишь вследствие случайного стечения обстоятельств. Контрреволюция не шутила. Его посадили в крепость в Фрейбурге. Под следствием он остается в течение 8 месяцев. В мае 1849 г. его — должны судить. Прокуратура «старается» из последних сил. Либкнехту предъявлены обвинения не только в попытке низвержения существующего строя, но и в ограблении кассы, насилиях над личностью, вымогательстве, подготовке покушений, грабежах, поджогах и десятке других, не менее тяжких преступлений. Смертный приговор был обеспечен.
Судьба судила иначе. Слччилось так, что за два дня до суда над Либкнехтом и его сопроцессниками гарнизоны Фрейбурга и Раштадта восстали и перешли на сторону народа. Революционная зараза коснулась и Карлсруэ. Баденский великий герцог бежал. На фойе этих событий и происходил суд над Либкнехтом. Конечно, происшествия эти не могли не сказать влияния и на присяжных. Народ ворвался в зал суда и восторженно приветствовал подсудимых: «Вы скоро будете на свободе, дела опять пошли вперед!»
Обвиняемые в превосходном настроении. Зато господа судьи находятся в затруднительнейшем положении и явно нервничают. В темпе галопа зачитывается обвинительный акт. Все судебные формальности сокращены до минимума. Подымается прокурор и дрожащим голосом сразу предлагает считать подсудимых оправданными. Пробравшаяся в зал заседания публика торжествует. Сзади напирает новая толпа в чрезвычайном возбуждении. Жандармов оттесняют. Бросаются с объятиями к обвиняемым. Но обвиняемым этого мало. «Мы хотим, чтобы суд еще выслушал наши речи. Их трусливого оправдания нам мало». Присяжные заседатели удаляются в совещательную комнату при общем шуме. Через одну минуту они возвращаются с готовым приговором: оправданы! Председательствующий, стараясь перекричать толпу, возглашает: подсудимые оправданы и подлежат немедленному освобождению. Либкнехт «протестует» и приготовляется начать «защитительную» речь, но толпа подхватывает его и выносит на улицу.
Выйдя на свободу, Либкнехт делает попытку поднять на восстание несколько вюртембергских батальонов. Это не удается. Тогда он отправляется в Карлсруэ. Здесь господствует необычайный подъем, но и необычайный хаос. Перемешались добровольцы и солдаты, войска без офицеров и офицеры без войск, вожди без массы и массы без вождей. Кругом много людей, готовых к самопожертвованию, но — никакого плана действий. Шум, восторг и клятвы, но — полный беспорядок. Либкнехт замешивается в гущу; он выказывает необычайную энергию; он берется за любую работу. Он и гражданский комиссар, и газетный сотрудник, и адъютант у Струве, и наводчик в батарее Боркгейма, подчиненной храброму Иоганну-Филиппу Беккеру.