Выйдя на волю, Роза Люксембург тоже отказалась от многих своих ошибочных взглядов на русскую революцию (аграрная политика большевиков, вопрос о терроре, национальная политика). Ход развития германской революции хотя и в другом варианте, тоже целиком подтверждал правильность большевистской тактики. Через три года после убийства Розы Люксембург один из бывших ее единомышленников Пауль Леви, разойдясь с коммунистами и ренегировав в лагерь c.-д., вытащил старую рукопись Розы (писанную в тюрьме в сентябре.1918 г.) против большевиков и издал ее, хотя не мог не знать, что, выйдя из тюрьмы, Роза отказалась печатать эту рукопись, ибо под влиянием уроков революции сама пересмотрела свои взгляды. Клара Цеткин, интимный друг и Розы, и Карла, и Иогихеса Тышки, выступила главным свидетелем по этому делу — ибо все трое были уже к этому времени убиты, а письменных распоряжений, конечно, в той обстановке остаться не могло.
Кто знает Клару Цеткин, кто знает весь этот кружок революционных корифеев, тот не усомнится, что каждое слово такой «свидетельницы» должно рассматриваться как полновесная правда.
И вот, в этом свидетельском показании есть одно место, которое должно безусловно войти в биографию Карла Либкнехта.
Летом.1921 г, — Клара Цеткин, находясь в Москве, узнала, что Пауль Леви намерен печатать упомянутую рукопись Розы Люксембург. Уезжая в Германию, она виделась с В. И. Лениным и сделала ему заявление, о котором В. И. по свежим следам сообщал пишущему эти строки в следующих словах:
«Мой вчерашний разговор с Цеткиной перед ее отъездом я считаю, ввиду ряда ее заявлений, таким важным, что необходимо сообщить его Вам.
«Она опасается, как бы кое-кто из друзей Леви не вздумал издать рукопись Розы Люксембург против большевиков, написанную, кажется, в тюрьме в 1918 году. Если кто это сделает, она намерена заявить в печати, что вполне уверена в нелойяльности такого поступка. Она-де всего ближе знала Розу Люксембург и уверена, что она сама признала эти взгляды ее «ошибочными, признала после выхода из тюрьмы недостаточную свою осведомленность.
«Кроме того, Лев Иопихес, ближайший друг Розы Люксембург, за два дня до своей смерти в подробной беседе с Цеткиной сказал про эту рукопись Розы Люксембург, что Роза Л. сама признала ошибочность ее. Цеткина хотела по моей просьбе написать это Вам» (письмо Ленина от 29/VII 1921 г.).
Когда П. Леви напечатал рукопись Розы, Клара Цеткин выполнила свое намерение. Она выпустила брошюру «Роза Люксембург и русская революция» (русское изд. Гиз, 1924), где подробно рассказала, как было дело. По поводу позиции Карла Либкнехта в вопросах русской революции после его выхода из тюрьмы Клара Цеткин пишет:
«Кроме того, имя Карла Либкнехта — исторический символ! — не простояло бы и 24 часов рядом с именем Розы Люксембург, в заголовке «Роте Фане», если бы между обоими выдающимися борцами не существовало одинакового, вполне сходного отношения к основным вопросам пролетарской революции. Это единомыслие, невзирая на различные оттенки в деталях, служило фундаментом прочной, преданной личной дружбы и революционного братства по оружию, которое соединяло Розу Люксембург: и Карла Либкнехта до самой их трагической смерти. А отношение Карла Либкнехта к русской революции всем известно» (указ. сочинение, стр. 100).
Да, отношение Карла Либкнехта к русской революции действительно всем известно. Известно также отношение русской революции к Карлу Либкнехту. И Ленин и вся партия большевиков и весь революционный рабочий класс России видели уже в это время в Карле Либкнехте лучшего представителя лучшей части германского и всего мирового пролетариата.
IX. ГЕРМАНСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И ПОСЛЕДНИЕ ТРИ
МЕСЯЦА ЖИЗНИ КАРЛА ЛИБКНЕХТА
…Все умрем за то, чтобы помочь немецким рабочим в деле движения вперед начавшейся в Германии революции.
…Величайшая беда и опасность Европы в том, что в ней нет революционной партии…
Конечно, могучее революционное движение масс может выправить этот недостаток, но он остается великой бедой и великой опасностью.
…Передайте немедленно Карлу Либкнехту, наш самый горячий привет. Освобождение из тюрьмы представителя революционных рабочих Германии есть знамение новой эпохи, эпохи победоносного социализма, которая открывается теперь и для Германии и для всего мира. От имени Центрального комитета Российской коммунистической партии (большевиков)
Ленин, Сталин, Свердлов.
21 ОКТЯБРЯ 1918 г. Бауэр и Шейдеман— тогда еще с.-д. — статс-секретари императорского правительства — сочли за благо освободить Карла Либкнехта из тюрьмы. На деле, их к этому принудило давление рабочих. Шейдеманы и Эберты прекрасно знали, что Либкнехт их смертельный и опасный враг. Но они так же прекрасно знали, что если они не выпустят его сегодня, то массы освободят его сами завтра, и тогда еще яснее будет, что с.-д. вожди спасают буржуазию и хотят держать в цепях лучшего друга рабочих.
21 октября 1918 г. революционная рабочая масса приняла в свои объятия своего героя и любимца. И с этого дня до той минуты, когда Карлу Либкнехту после поражения январского восстания пришлось укрыться от преследований рассвирепевшей социал-демократической сволочи, он все время жил и дышал вместе с революционной рабочей и солдатской массой.
Бухарин был в Берлине в день, когда Карл Либкнехт прибыл туда, освобожденный из каторжной тюрьмы. Вот как описал этот очевидец прибытие Либкнехта в столицу:
«Я помню хорошо день его освобождения. Не успел он выйти на платформу, где собрались десятки тысяч рабочих, как первым криком, вырвавшимся у него, был крик: «Долой правительство!» А первым вопросом, обращенным к друзьям, был вопрос: «Каковы ваши планы?» И уже в этот же день Либкнехт — на тележке, среди бушующего моря голосов. Его энергичная фигура, бледное лицо исстрадавшегося на каторге человека то здесь, то там мелькало среди обнаженных сабель черных шуцманов. Он сразу пошел в бой, не теряя ни минуты, не щадя ни себя, ни своих близких. Ибо это был К. Либкнехт.
«Помню я его клятву на вечере в русаком посольстве. Там были Гаазе и Барт и Оскар Кок. Там был старик Меринг, наш любимый старый друг, который плакал, как дитя, когда снова увидел своего бесстрашного Карла. В речи Либкнехта была вся его программа, это — смертельная ненависть к капиталу, к его агентам, к соглашателям, к людям золотой середины, к героям слов и разговоров. И все — и друзья и полувраги — почувствовали: к нам пришел тот. кого недоставало. Революционный ураган близок.
«Либкнехт прямо и определенно поднял вопрос о восстании, в котором он должен принять участие сам, вместе с массами и впереди масс».
В течение первых трех месяцев германской резолюции в Германии не было человека, который лично пользовался бы большей любовью, большим доверием и большей популярностью, чем Карл Либкнехт. Но именно — только лично. Его партия не могла пользоваться таким доверием по той простой причине, что ее еще не было. Коммунистическая партия Германии сложилась только в конце декабря 1918 г. И вот в этом-то и была вся Трагедия.
К началу развязки в конце 1918 г. «действительной революционной партии у немецких рабочих не оказалось, вследствие опоздания с расколом» — писал впоследствии Ленин (т. XXVI, 485). Это — во-первых. Во-вторых же, роковую для революции роль сыграло то, что громадная часть революционно настроенных рабочих доверяла еще центристской партии «независимых». «Между спартаковцами И шейдемановцами — колеблющиеся, бесхарактерные каутскианцы… на словах независимые, на деле зависящие целиком и по всей линии сегодня от буржуазии и шейдемановцев, завтра ют спартаковцев, частью идущие за первыми, частью за вторыми, люди без идей, без характера, без политики, без чести, без совести, живое воплощение растерянности филистеров» (Ленин, т. XXIII, 497).