«Дорогой Library![3] Во вторник я перевел для Генерального совета (I Интернационала) протест, заявленный тобой и Бебелем в рейхстаге, на английский язык. Этот протест был встречен в совете большим одобрением» (Архив Маркса и Энгельса, т. VI, 3).
18 декабря 1870 г. Либкнехта и Бебеля арестуют.
Тотчас же Энгельс отправляет от имени Маркса и от своего имен письмо жене Либкнехта — Наталии Либкнехта (матери Карла Либкнехта), в котром читаем:
«Мы только что получили известие о том, что вчера арестованы Либкнехт, Бебель и Гейнер. Это — прусский реванш за моральное поражение, нанесенное Либкнехтом и Бебелем прусской империи еще до появления ее на свет. Мы все здесь были очень обрадованы смелым поведением обоих в рейхстаге при таких обстоятельствах, когда поистине было не шуточным делом открыто и твердо выступить с защитой наших взглядов… Германские рабочие проявили во время этой войны такую проницательность и энергию, которые сразу ставят их во главе европейского рабочего движения, и вы понимаете, какой гордостью это наполняет нас» (письмо от 19/XII—1870, Архив Маркса и Энгельса, т. VI, стр. 5).
Бисмарка и всю придворную клику особенно разозлила фраза Либкнехта в его речи в рейхстаге: «Право же, гораздо почетнее быть братом французского народа и французских рабочих, чем «любимым братом» проходимца Наполеона III».
Из предварительного заключения Либкнехт был освобожден 28 марта 1871,г. 5 апреля 1871 г. Энгельс пишет ему: «Поздравляю тебя с освобождением».
А Маркс в письме от 6 апреля 1871 г.:
«Дорогой Либкнехт! Известие, что ты и Бебель; а также брауншвейгцы освобождены, было здесь в Генеральном совете встречено великим ликованием» (Архив Маркса и Энгельса, т. VI, 10).
«Мы обрадовались, узнав, что ты скоро собираешься сюда. Само собой разумеется, что ты можешь жить либо у Маркса, либо у меня», — пишет Либкнехту Энгельс 4 мая 1871 г.
В. Либкнехту принадлежит та честь, что не зная еще (в ту пору и не мог знать), что знаменитая Эмская депеша сфальсифицирована Бисмарком, он, однако же, прозорливо предугадал, что в этом месте что-то особенно нечисто. Пристально следил он в оба глаза за манипуляциями дипломатии «своей» буржуазии и впоследствии посвятил превосходную брошюру фальсификации Эмской депеши. Эта брошюра выдержала семь изданий и принесла громадную пользу. Великий агитатор и трибун по натуре, он сумел «мистерии» дипломатии сделать достоянием каждого рядового рабочего, каждого «простого» человека из массы.
С восторгом подхватывал тогда Либкнехт каждую строчку, каждую весточку из Франции, говорившую о том, что и французские братья остаются верны своему интернационалистскому долгу. Все, что было в его силах, он делал для того, чтобы первые резолюции французских рабочих, говорившие о том, что они остаются верными Интернационалу и во время войны, дошли до немецкого пролетариата. После Седана Вильгельм Либкнехт выступает уже в открыто «пораженческом» духе. Всюду и везде, где хотя бы под страхом огромного риска удавалось говорить против войны, можно было встретить Вильгельма Либкнехта. Привлечение к суду сначала за оскорбление величества, а затем и за «измену отечеству» не заставило его ослабить свою интернационалистскую работу ни на минуту. При первых же известиях из Парижа о том, что там вспыхнуло восстание Коммуны, Вильгельм Либкнехт солидаризируется с коммунарами и становится в Германии певцом и глашатаем этого великого движения. За эти выступления Либкнехт заплатил двумя годами тюрьмы (крепость Губертусбург). Эту «цену» Либкнехт всегда находил очень «сходной». На суде, как мы увидим ниже, он держался героически, продолжая и с судебной скамьи свое дело интернационалистского просвещения масс.
Либкнехт был арестован вместе с Бебелем и Гепнером уже 17 декабря 1870 г. и просидел под следствием до 28 марта 1871 г. Когда они (вследствие избрания в объединенный рейхстаг) были освобождены, Либкнехт еще энергичнее бросился в борьбу. В течение всех немногих недель существования Парижской коммуны он горел в выступлениях за нее. Суд над Либкнехтом, Бебелем и Гепнером по обвинению в «измене», выразившейся в борьбе против войны, затянулся и состоялся только 17–26 марта 1872 г. в Лейпциге. Именно в речи перед лейпцигским судом Вильгельм Либкнехт и употребил свой оборот о «солдате революции», ставший лапидарным и облетевший рабочую прессу всего мира. «Я рассказал вам, господа судьи, всю свою жизнь. Я остался тем же, кем был. Во многих пунктах я пошел в своем развитии дальше, в иных существенных вопросах я остаюсь на той же точке зрения, на какой стоял 22 года тому назад. В вопросе о выборе средств, в оценке отдельных людей я иногда ошибался. Что же касается моей конечной цели и моего общего мировоззрения, то в этом отношении я только укрепился… Уже в самой ранней молодости я сжег свои корабли и с тех пор я непрерывно веду борьбу за свои принципы. Никогда я не искал никаких личных преимуществ. А если личные интересы когда-либо сталкивались с моими принципами, я немедленно жертвовал первыми в пользу вторых. Если после неслыханных обрушившихся на меня преследований я попрежнему беден, то этим я только горжусь, ибо это — (самое красноречивое свидетельство в пользу моей чести. Еще раз: я не являюсь заговорщиком по профессии или конспиратором из любви к искусству. Если хотите, назовите меня солдатом революции; против этого я возражений не имею. С ранней моей молодости мною владели два идеала: свободная и единая Германия и эмансипация трудящегося народа, т. е. устранение классового господства, что равносильно освобождении: человечества. За эту двойную цель я по мере сил боролся и буду бороться до последнего издыхания. Этого требует долг». Так говорил Либкнехт на суде.
«Поздравляем вас всех по поводу вашего выступления перед судом, — писал Энгельс Либкнехту 23 апреля 1872 г. — После брауншвейгского процесса (следовало дать отпор этой сволочи, и вы это добросовестно выполнили. Фраза о 1 000 членов Интернационала — вот единственное, чего вы могли бы не говорить» (Архив, т. VI, стр. 44).
Скоро Либкнехт и Бебель «сели» в тюрьму отбывать наказание. 11 марта 1873 г. Энгельс пишет Наталии Либкнехт:
«Я хотел вас попросить… сообщить мне, как он (Либкнехт) чувствует себя физически, каково обращение, вынужден ли он в отношении еды и питья обходиться тем, что дают в крепости, или может получать передачи с воли, и вообще все, что касается положения его и Бебеля. Сам он пишет об этом очень мало, а в последнее время совсем ничего. Но вы ведь понимаете, что все это нас здесь очень интересует… Как там с книгами? Есть ли у него все нужное? Впрочем, я уже знаю о том, что там можно хорошо наладить голубиную почту или, как говорят в Америке, the underground railway (подземную железную дорогу)… Не забывайте, что как бы там ни сложились обстоятельства, у вас в Лондоне есть друзья, которые в судьбе Либкнехта и вашей принимают самое горячее участие» (там же, 68).
Спустя несколько лет Энгельс вновь возвращается к теме об «отсидках» Либкнехта. В письме от 4 сент. 1877 г. он пишет жене Либкнехта:
«Я тоже разделяю тот взгляд, что Либкнехт чересчур много сидит; очень хорошо не придавать этому большого значения, но это еще не значит, что следует приучать себя к сидячему образу жизни. Сомнительно, конечно, чтобы им удалось убрать его с передовых постов (вернее сказать — из авангарда): кто отдал этому делу столько лет, находит в нем слишком много удовлетворения, а долгий опыт, пожалуй, скоро научит его избегать сетей уголовного кодекса. Разрешите, во всяком случае, горячо пожелать Вам, чтобы Либкнехт перестал проводить все свое свободное от работы время в тюрьме, а все время, свободное от тюрьмы, в рейхстаге или в поездках» (там же, стр. 126).
После антивоенных выступлений 1870—71 гг., после пламенной солидаризации с Парижской крммуной, после речи на лейпцигском процессе и новой двухлетней отсидки Вильгельм Либкнехт вместе с Бебелем стал общепризнанным вождем лучшей части рабочего класса Германии и получил мировую известность.
3
Library по-английски: библиотека. В своих воспоминаниях о Марксе Либкнехт сообщает: «Library меня прозвали дочери Маркса».