В эпоху исключительного закона против социалистов для партии рабочего класса понадобились в первую очередь те качества, которые составляли сильную сторону Вильгельма Либкнехта. Теперь дело шло прежде всего о том. чтобы не отступать перед полицейскими гонениями, не склонять знамени перед обнаглевшим врагом, не терять веры, — словом, остаться храбрыми солдатами революции. Тут Либкнехт был незаменим. Его энергия, его мужество, его готовность к самопожертвованию, его способности политического агитатора в это время сослужили партии великую службу.
В 1879 г. В. Либкнехт был выбран депутатом Саксонского ландтага. Членом его он оставался с 1879 по 1885 г. и затем с 1889 по 1892 г., т. е. почти в течение всего периода исключительного закона. Своей резиденцией имел он тогда Лейпциг. Просто арестовать Либкнехта, как депутата, было неудобно. Но его агитация в Лейпциге все более нервировала саксонские власти. Тогда саксонское правительство нашло такой выход: в 1881 г. оно объявило в Лейпциге малое осадное положение, запретило Либкнехту на этом основании всякие выступления и как неблагонадежного выслало его из пределов Лейпцига. Либкнехт переселился в местечко Борсдорф, в окрестностях Лейпцига. Здесь прожил он до самого переселения в Берлин.
В материальном отношении Либкнехту в эту пору жилось чрезвычайно трудно. Он и его семья бедствовали. Сам глава семьи вел, по его собственной позднейшей характеристике, цыганский образ жизни. Борсдорф в те времена был просто деревушкой. Домишко, в котором жила семья Либкнехта (впоследствии домишко этот прозвали «виллой Либкнехта»), был запущенным полуразвалившимся строением. В распоряжении Либкнехта и его тогда уже достаточно многочисленной семьи были две небольших тесных комнатки. Зимою было холодно. Главной заботой семьи было в это время года — достать топлива. Дети собирали в соседнем лесу валежник. К этому занятию часто привлекались и посещавшие Либкнехта в большом количестве товарищи. Лейпцигские рабочие, крепко любившие Либкнехта, присылали ему иногда предметы первой необходимости и делились с ним последним.
Отсюда Либкнехт держал связи со всей Германией. В эти годы он развил особенно энергичную литературную деятельность. Он писал листки, брошюры, статьи в нелегальный «Социал-демократ» (издававшийся сначала в Цюрихе, затем — в Лондоне), вел обширную нелегальную корреспонденцию с партийными организациями, переписывался с Марксом и Энгельсом и после смерти первого — с одним Энгельсом, поддерживал письменные и личные связи со своими избирателями, собирал деньги для репрессивных и их семей. В лачужке Либкнехта в Борсдорфе жизнь всегда била ключом. Одно время в Борсдорфе жил также Бебель. Сюда сходились все нити движения. Множество лучших пролетарских бойцов того времени побывало в этой «вилле Либкнехта».
Карлу Либкнехту было 10 лет, когда отец его и вся семья переселились в Борсдорф. Сидя в каторжной тюрьме в 1916 г., в период империалистской войны, Карл Либкнехт в письмах с любовью вспоминал этот «борсдорфский» период и господствовавшую в тогдашней «вилле» его отца прекрасную революционную атмосферу. В частности, Карл Либкнехт вспоминал, что именно в Борсдорфе, в деревенской обстановке, в старом полуразрушенном домике на берегу реки он мальчиком впервые научился любить природу…
Вильгельм Либкнехт принимает, разумеется, самое деятельное участие в нелегальных съездах германской с.-д. партии за время исключительного закона (в Виденском замке в Швейцарии, в Копенгагене, Ст. Галлене). В общем он вместе с Бебелем — при руководстве и решительной критике сначала со стороны Маркса и Энгельса, а затем со стороны одного Энгельса — ведет борьбу против обоих возникших тогда в партии уклонов. Мы говорим о легалистах — правых (Гехберг и К°) и о «левых» оппортунистах», «молодых» (Мюллер, молодой Шиппель и др.). Но тут опять оказываются слабые стороны Либкнехта — его примиренчество в теоретических вопросах. Тактические и организационные споры тоже отталкивают его. «Лишь неумением отделить существенное от не столь существенного объясняется то, что эти споры ведутся с такой страстностью и что им придают какое-то решающее значение»… «Революция — реформа! Сколько чернил пролито, сколько желчи израсходовано в спорах вокруг этих двух слов. А почему? Да только потому, что каждая из спорящих сторон фетишизирует свою тактику! Понятия не исследуются со всех сторон. Каждый приписывает чудодейственную силу своему предложению и видит гнездилище всех зол в чужом. Фетиши бывают злые и добрые — перед добрым фетишем слепо преклоняются, злого фетиша проклинают. Весь спор вокруг слов революция — реформа, как он до сих пор велся в рядах социал-демократии, был только спором о прошлогоднем снеге». Такого рода заявления «солдата революции» вызывали справедливое возмущение со стороны Маркса и Энгельса и, конечно, отнюдь не служили действительной борьбе за ортодоксальный марксизм. Но «солдата революции» приходится брать таким, каким он был…
В годы исключительного закона против социалистов Энгельс не раз в письмах к Вильгельму Либкнехту резко «ругал» его за чрезмерный оптимизм в отношении к правым, за примиренчество к плохоньким «социалистам» из числа «образованных» и т. п. Либкнехт, — смеется Энгельс в письме к Бебелю, — играет «роль наседки, которая высидела утят: он хотел вывести «образованных» социалистов, но — глядь, — из яиц вылупились сплошь, филистеры и обыватели, и вот милейшая наседка хочет нас уверить, что но буржуазной речке плавают цыплята, а не утята» (Архив М. и Э., т. VI, 306).
Либкнехт сдавался не сразу. «Отсюда — вечные пререкания и тот почетный титул, которым он как-то в шутку меня наградил: титул величайшего грубияна Европы», — пишет Энгельс Бебелю в мае 1883 г. (Архив М. и Э., т. VI, 230). Энгельс не раз указывал и в письмах к Бебелю на все слабые стороны Либкнехта. Но всегда Энгельс тут же продолжал: «Тем не менее я убежден, что в действительно решающий момент Либкнехт будет на нашей стороне», «в решительный момент Либкнехт несомненно займет правильную позицию». В этом Энгельс был абсолютно уверен. Вот почему, когда умер Маркс, то самое задушевное письмо по этому поводу Энгельс в тот же день написал именно Вильгельму Либкнехту (письмо от 14 марта 1883 г.).
В период исключительного закона, особенно во вторую его половину, В. Либкнехт принимает энергичнейшее участие в возобновлении международных связей рабочего класса и в восстановлении Интернационала, распавшегося после поражения Парижской коммуны. Либкнехт совершает ряд поездок в Швейцарию, Англию, во Францию (во время пребывания Маркса под Парижем незадолго до его смерти) и, наконец, в Америку (вместе с дочерью Маркса).
Когда в 1889 т. приблизилось формальное восстановление Интернационала, германская с.-д. была уже огромной силой. От ее имени работу по созыву предстоящего Парижского конгресса — первого учредительного съезда II Интернационала — ведет главным образом В. Либкнехт (а также Бебель). Дело опять-таки не обходится без примиренческих ошибок со стороны Либкнехта и Бебеля. В письмах Энгельса к Зорге осталось немало возмущенных отзывов Энгельса по поводу этих ошибок. Энгельс вздохнул облегченно только тогда, когда в Париже произошел разрыв между двумя конгрессами и когда марксисты отказались слиться с поссибилистами. 8 июня 1889 г. Энгельс пишет Зорге: «Каким-то чудом все-таки удалось дело спасти. Либкнехт, которого сильно разгорячили статьи Ауэра и (Ниппеля, понял, наконец, что дело затягивалось исключительно благодаря ему и что теперь он должен действовать энергично» (Из писем к Зорге. Перевод с предисл. Ленина, 342–345). В дальнейшем наиболее выдающуюся роль на Парижском конгрессе — т. е. на «нашем» (Энгельс), марксистском конгрессе — играл В. Либкнехт. В своей вступительной речи на этом конгрессе Либкнехт говорил: «Первый Интернационал не умер — он растворился в могучих рабочих организациях и рабочем движении отдельных стран и продолжает жить в них. Первый Интернационал продолжает жить во всех нас. Этот конгресс является делом Международной ассоциации рабочих» (Протоколы, стр. 7). Во всяком случае, Вильгельм Либкнехт олицетворял во II Интернационале лучшие традиции I Интернационала.