В то же время, как только дело касалось учения, Калле придумывал всякие причины, чтобы хоть как-нибудь оттянуть уроки. Казалось, растения, сад так вошли в его душу, в такой степени заняли воображение, что больше не осталось места ни для чего другого, кроме этой единственной страсти.
Отец охотно поощрял любовь Карла к растениям. Он и сам их очень любил, но считал увлечение ими вторым делом. Первое же, самое главное дело сына — готовиться к духовному званию.
Первенец должен наследовать приход отца. И вот семилетний Карл начинает учиться, а вместе с этим настает пора страданий для него и для его родителей. Дня не проходило спокойно: Карл бежал от уроков, от учителя. Всем своим маленьким существом бунтовал он против формальных начал обучения.
И теперь, когда все это уже миновало и Карл стучится в дверь Лундского университета, мать все еще не может забыть огорчений и слез — своих и сына — в те годы.
Сколько настойчивости пришлось ей проявлять изо дня в день, чтобы посадить сына за уроки. Для этого надо было прежде всего вытащить его из садика, где он пропадал целыми днями, прячась в кустарнике, между грядками.
Да он же тупица!
— Подальше от этого сада! Пусть едет в Векшьё, — решил отец. Векшьё — уездный городок в тридцати милях от Стенброхульта.
Здесь Карла ждали настоящие страдания. Можно без преувеличения сказать, что в низшей грамматической школе, в которой он проучился целых пять лет, начиная с 1716 года, легко было отупеть, потерять интерес к живому знанию, с головой погрузившись в зубрежку. Только ее и ее требовали, только ее и признавали педагоги этой школы. Они отравляли сердце детей своей грубостью и жестокостью.
В школе не было места улыбке ребенка, его вопросам о непонятном, радости узнавания нового, — все это исключалось бессмысленным зазубриванием начатков наук с обильной приправой тяжелых наказаний.
Тупые черствые люди, учителя грамматической школы издевались над маленьким Линнеусом и его любовью к растениям. Они находили ребенка глупым, раз он не твердил заданных страниц.
— Волосы становятся у меня дыбом, когда я вспоминаю об этой школе, — такую суровую оценку дает бывший ученик грамматической школы в Векшьё много-много лет спустя.
— Ботанист какой, скажите, нашелся, — издевались учителя вместо того, чтобы поддержать интерес ребенка.
— Ботанист, ха-ха, ботанист, — дружным хором дразнили мальчишки.
Даже покровительство ректора школы, господина Ланнеруса, по счастью любителя растений, не могло оградить Карла от насмешек.
У Ланнеруса был хороший сад, и он разрешил мальчику заниматься в нем. Он же познакомил его с доктором Ротманом, врачом и преподавателем. Оба они внимательно и с уважением отнеслись к наклонностям незадачливого школьника, разглядев, несмотря на дурные отметки, его истинное дарование, наблюдательность, способность интересоваться и размышлять.
Немудрено, что Карл Линнеус в часы занятий с восторгом мечтал о спасительном звонке, с которым выбежит из постылой школы на улицу, на свежий воздух.
Окрики и брань учителей, удары линейкой, сидение в карцере, насмешки — все забывалось, когда он уходил в окрестности городка. Разве можно лишить Карла Линнеуса солнца, ручейка, душистых трав, пения птиц, набухающих почек на деревьях?
Природа была с ним — нежная и любящая мать. Он ощущал ее ласку во всем, прирастал к ней всеми чувствами и помыслами. Главным в жизни мальчика была она — природа. Ребенком, потом подростком он без устали бродил среди леса и лугов, говорил с травой и деревом, собирал растения. Часами раскладывал их, старался сохранить. А как горевал маленький Карл, замечая, что они вянут, изменяют окраску, теряют свой вид; искусство гербаризации было ему еще незнакомо. Он знал на память, какое растение встретится на пути из Векшьё до его дома в Стенброхульте.
При окончании школы Карл Линнеус по своим успехам занял только пятое место с конца. Да и в этом «достижении», откровенно говоря, помог Ланнерус.
Тем не менее надо поступать в среднюю школу. И он поступил, безропотно покоряясь родителям и общему порядку при подготовке к духовному званию.
В средней школе дело не пошло лучше. Бедный Карл Линнеус! Сколько перетерпел ты в годы учения от бессердечия и тупости твоих наставников! Не могли они понять, что богословие и древние языки, которыми должны были заниматься юноши большую часть времени, не давали никакой пищи живому уму Карла Линнеуса. Сын пастора, он был очень набожным, но не видел интереса в изучении богословия и древнееврейского языка. Его тянуло к чтению научных книг о растениях. Они писались в то время на латинском языке, а изучать латынь в школе по произведениям Цицерона было для него невыразимо скучно.