Выбрать главу

Но, нетерпеливый в своих призывах к работе, Энгельс вместе с тем с величайшим терпением помогал Марксу, когда его гений тяжело боролся с самим собой и когда его теснили житейские невзгоды. Как только до Бармена дошло известие, что Маркса выслали из Парижа, Энгельс счел необходимым открыть подписку, «чтобы коммунистически разложить на нас всех экстренные расходы, вызванные твоим изгнанием». Сообщая Марксу, что подписка «идет хорошо», он прибавляет: «Так как я не знаю, достаточно ли этого будет для твоего устройства в Брюсселе, то, конечно, с величайшим удовольствием предоставляю в твое распоряжение мой гонорар за первую английскую штуку. Надеюсь, что мне скоро выплатят по крайней мере часть этого гонорара, а я теперь могу обойтись без него: мой старик мне не откажет в кредите. Пусть не радуются собаки, что своей гнусностью доставили тебе денежные затруднения». И в течение целой человеческой жизни Энгельс неутомимо защищал своего друга от такого рода «радости собак».

При всем кажущемся легкомыслии Энгельса в его юношеских письмах он все же был менее всего легкомыслен по существу. Той первой «английской штуке», о которой он писал в столь легком тоне, придали весьма большой вес семь десятков лет, минувшие с тех пор; это произведение имеет первостепенное значение, как первое великое обоснование научного социализма. Энгельсу было двадцать четыре года, когда он написал свою книгу и вытряхнул ею столбы пыли из академических париков. Но Энгельс не был скороспелым талантом, который быстро расцветает в душном тепличном воздухе и потом тем скорее увядает. Его «юношеский пыл» исходил из подлинного солнечного пламени высоких мыслей, согревавшего старость его так же, как оно согревало его молодость.

Он жил тем временем в доме своих родителей «тихой, спокойной жизнью, благодушной и добропорядочной», какой только мог желать себе «завзятейший филистер». Но скоро это ему надоело, и только «огорченные лица» стариков родителей побудили его еще раз вернуться к коммерции. Но он решил, во всяком случае, уехать весной и прежде всего направиться в Брюссель. «Семейные нелады» еще более осложнились вследствие коммунистической пропаганды в Бармене — Эльберфельде, так как Энгельс принимал в ней деятельное участие. Он писал Марксу о трех коммунистических собраниях, из которых на первом присутствовали 40 человек, на втором 130, на третьем 200. «Успех пропаганды очень большой, — писал он. — Все только о коммунизме и говорят, и у нас с каждым днем все больше сторонников. Вупертальский коммунизм факт, une verite, даже почти что сила». Эта сила, правда, рассеялась по простому приказу полиции и вообще имела довольно странный вид. Энгельс сам сообщал, что только пролетариат держался в стороне от коммунистического движения, которым «самый глупый народ, самый равнодушный, филистерский, не интересующийся ничем на свете, начинает почти увлекаться».

Это плохо мирилось с тем, что Энгельс писал в то же время о видах английского пролетариата. Но таков он и был: чудесный человек с головы до пят, всегда впереди других, бодрый, зоркий, неутомимый и не без той привлекательной наивности, которая столь к лицу восторженной и мужественной молодости.

Глава 5. Брюссельское изгнание

Немецкая идеология

После изгнания из Парижа Маркс переселился со своей семьей в Брюссель. Энгельс выразил опасение, что ему будут чинить неприятности и в Брюсселе, и Марксу действительно пришлось испытывать стеснения с первых же дней.

В письме к Генриху Гейне Маркс сообщает, что сейчас же по прибытии в Брюссель он был приглашен в «ведомство общественной безопасности», где от него потребовали письменного обязательства не печатать ни одной строчки по вопросам текущей бельгийской политики. Такое обязательство Маркс выдал со спокойной совестью, ибо у него не было ни намерения, ни возможности заняться этими вопросами. Прусское правительство продолжало, однако, делать бельгийскому министерству представления о прямой высылке Маркса, и ввиду этого Маркс еще в том же году, 1 декабря 1845 г., вышел из прусского подданства.

полную версию книги