Таким образом, как можно понять, у Маркса был всегда наготове мандат представителя пролетарской партии, который он выдал себе сам.
Относительно возможного использования этого «мандата» также не следует строить иллюзий. В 1866 г., ввиду назревавшей прусско-австрийской войны, ожили надежды Маркса – Энгельса на Германию.
Из переписки. Энгельс – Марксу, 13 февраля 1866 г.:
В Пруссии дело продвигается со сказочной быстротой. Бисмарк форсирует кризис… Какой же толк в том, что будут готовы несколько глав в конце твоей книги, если нельзя будет сдать в печать первый том из-за внезапно наступивших событий?
Во Франции тоже каждый день может что-нибудь произойти… (31/149).
Книга – это «Капитал», I том которого Маркс готовил к печати. «Что-нибудь» – это не что-нибудь, а ясно что.
Энгельс – Марксу, 2 апреля:
Что ты скажешь о Бисмарке? Теперь, кажется, похоже, что он ведет дело к войне и тем дает Луи Бонапарту наилучшую возможность заполучить без всякого труда кусок левого берега Рейна… но все-таки главное мое желание – чтобы пруссаков здорово вздули. В этом случае мыслимы две возможности: 1) австрийцы в двухнедельный срок диктуют мир в Берлине; этим предотвращается прямое вмешательство из-за границы и одновременно делается невозможным теперешний режим в Берлине, начинается другое движение… или же 2) в Берлине происходит переворот до прихода австрийцев, и тогда тоже начинается движение (31/168).
«Движение» – это то самое «что-нибудь», которое… впрочем, ясно.
Обе армии Энгельс расценивает приблизительно равными, но австрийского генерала ставит выше прусского. Дальше взвешиваются все варианты военных действий предполагаемой войны.
Военные пророчества Энгельса сбывались немногим чаще его революционных пророчеств.
Энгельс – Марксу, 10 апреля:
Если дело, действительно, дойдет до потасовки, то в первый раз в истории развитие событий будет зависеть от поведения Берлина. Если берлинцы выступят вовремя, дело может пойти хорошо – но кто может на них положиться?.. Атмосфера очень наэлектризована, и, быть может, мы скоро будем опять в самой буре… (31/173).
Ошибочно понимать, что берлинцы, выступления которых ждет Красный Генерал, – это какая-нибудь подпольная или неподпольная марксистская организация. В тот сказочный период у наших вождей не было никого, кроме нескольких агентов. Берлинцы – это левая буржуазия, которая должна выступить исключительно в соответствии с теорией Маркса (никаких связей ни с кем из них не было, как и никаких сведений о наличии в Берлине какой-нибудь группы, силы, партии, готовящей выступление).
Маркс – Энгельсу, 23 апреля:
В нашем отечестве, по-видимому, дело все-таки пока еще не доходит до потасовки. Когда еще прусские хвастуны решатся обнажить меч! (31/176)
«Прусские хвастуны» – это те же «берлинцы», которые, по научному предвидению, должны свергнуть правительство, назначить выборы в представительное собрание, – а тем временем нагрянувшая из Лондона в Берлин «демократия» выступит против них террористически… и так далее по теории научного коммунизма.
Энгельс – Марксу, 1 мая:
…Бисмарк хочет войны во что бы то ни стало… Надеюсь, что если это ему удастся, берлинцы восстанут. Если они провозгласят там республику, то вся Европа будет переделана в 14 дней. Да, но выступят ли они? Как обстоит дело с нашими связями там?.. На днях я, желая опять немного подхлестнуть свою старую злобу, прочел книгу Рёккеля[47], дрезденского заключенного 1849 г., об обращении с ним в тюрьме. Эти подлости саксонцев превосходят все, что мне известно. Необходимо будет устроить строгий суд над очень многими канальями (31/178).
Неизвестно как другие вакансии, но место берлинского прокурора уже забронировано Энгельсом. О «наших связях там» ничего конкретного в переписке нет. И этот важнейший вопрос, оставленный Марксом без ответа, больше не поднимается Энгельсом.
Война еще не началась.
Энгельс – Марксу, 25 мая:
47
Август Рёккель (Röckel) известен как личный друг Рихарда Вагнера. Вместе участвовали в дрезденском восстании 1849 г., потом, разлученные судьбой, много лет переписывались.