…У меня было твердое решение по возможности не оставить без изменения ни одной строчки этой чепухи. Чтобы выиграть время, я предложил: прежде чем нам «редактировать» введение, необходимо «обсудить» устав. Так и сделали. Уже час ночи, когда первый из 40 пунктов устава был принят. Кример сказал (я этого как раз и добивался): «Нам нечего предложить Комитету, который должен заседать 25 октября. Надо его отложить до 1 ноября и сделать попытку достичь окончательного результата». Это предложение было принято, и «документы» были «оставлены» мне для просмотра (31/12).
Кому хотелось возиться с этой бумажной работой? А Маркс (спасибо ему) сам вызвался. Наверное, так это происходило.
Он перерабатывает материал в корне. Составленный им «Учредительный Манифест Международного Товарищества Рабочих» заменил «декларацию принципов», в уставе он оставил 10 пунктов вместо 40. Можно представить разницу того, что было прежде:
Чрезвычайно фразистое, плохо написанное и совершенно незрелое введение, претендующее быть декларацией принципов, в котором то и дело проглядывал Мадзини сквозь оболочку самых расплывчатых обрывков французского социализма (Там же) —
и того, что сделал Маркс. Безусловно, он обладал самым сильным и ярким пером среди руководства Товарищества. Его характеристике «введения» можно поверить. И понятно, что, при известной осторожности формулировок, все, что писал Маркс для Интернационала, нравилось его учредителям. А между прочего всякого можно было вписать как бы нейтральные и никого не обязывающие, но с дальним прицелом формулировки, которые помогут в будущем.
Подкомитет принял все мои предложения. Меня только обязали во введении к «Уставу» вставить две фразы об «обязанностях» и «праве», ditto об «истине, нравственности и справедливости», но они вставлены таким образом, что это не может принести никакого вреда.
На заседании Центрального Совета мой «Манифест» и т. д. был принят с большим энтузиазмом (единогласно)…
…Было очень трудно сделать так, чтобы наши взгляды были выражены в форме, которая сделала бы их приемлемыми для современного уровня рабочего движения. Эти же самые люди недели через две будут устраивать митинги вместе с Брайтом и Кобденом по поводу избирательного права. Требуется время, пока вновь пробудившееся движение сделает возможной прежнюю смелость речи. Необходимо быть fortiter in re, suavriter in modo[49] (31/13).
В ответном письме от 7 ноября Энгельс пишет:
Все же хорошо, что мы опять связываемся с людьми, которые, по крайней мере, представляют свой класс; в конце концов, это же главное. Особенно важно влияние на итальянцев, тут все же имеются шансы на то, что лозунгу «Dio e popolo» будет положен конец среди рабочих; для бравого Джузеппе это явится неожиданностью. Впрочем, я полагаю, что это новое Товарищество очень скоро расколется на теоретически-буржуазные и теоретически-пролетарские элементы, лишь только вопросы будут немного уточнены (31/15).
Прицел на раскол общеитальянского движения Джузеппе Мадзини, по счастью для Италии, не реализовался в массовом масштабе. Не раскололся и Интернационал, но по иным причинам: Маркс не форсировал «уточнение вопросов», которое прежде всегда приводило к расколам. Поссорившись со всеми активистами 40-х годов, друзья надеялись завязать связи в новом поколении рабочего движения («реальные силы»).
Маркс – Энгельсу, о пробивании своего «Манифеста»:
Дело было не столь трудным, как ты думаешь, так как все же ведь имеешь дело с «рабочими» (31/17).
Это он умел. «Рабочие» с большим уважением относились к «науке»…
10 декабря Маркс описывает, как он помешал приглашению в Интернационал Луи Блана, также находившегося в лондонской эмиграции после 1848 г.:
Предвидя, что могут быть сделаны подобного рода попытки, я, к счастью, уже до этого успел провести решение, что никто не может быть приглашен (за исключением рабочих обществ) и что ни один человек не может быть почетным членом (31/34).
25 февраля 1865 г. Маркс пишет, что к Товариществу присоединяются все новые тред-юнионы:
…Так что мы постепенно становимся силой. Но отсюда вытекает и трудность…
В члены Совета выдвинут некий Билс, «сейчас один из популярнейших людей в Лондоне». Фигура довольно влиятельная – президент Национальной лиги независимости Польши, один из основателей Лиги реформы избирательного права.
Понятно, никаких влиятельных личностей рядом с Марксом быть не должно.
…Мне это было очень неприятно. Я, конечно, мог этому помешать насильно, так как все континентальные представители голосовали бы со мной. Но мне не хотелось прибегать к такому голосованию. Поэтому путем частных писем к главным английским членам я повел дело так, что предложивший Билса не подтвердил своего предложения (31/70).