— А не подсказывает ли нам внутренний голос, что хозяйка сейчас угостит нас легким домашним винцом из погребочка?
— У тебя очень развит внутренний голос, — засмеялась Гуля, довольная мужем, его шуткой — и удачной, и вовремя сказанной. Ученый поставил указательный палец торчком.
— Хорошо сказано! — «Развит внутренний голос». Это совершенно верно. У одних развит, у других приглушен, у третьих вообще помалкивает. Это страшные люди, у кого он помалкивает. Эти люди больше всего подвержены стадному чувству. А неуправляемая толпа — это катастрофа.
После двух рюмочек легкого виноградного винца ученый попросил отпустить его — у него сегодня экономические занятия в автопарке.
Петр пошел проводить его. У калитки они еще немного поговорили, поглядывая на высокое еще солнце над горами. Когда уже прощались, пожимали друг другу руки, в горах прогремел взрыв. Какой‑то необычный. Вроде как двойной. А может, даже целая серия взрывов, слитых воедино. Земля под ногами не вздрогнула, а задрожала тоненько. Ученый глянул в ту сторону, откуда донесся взрыв, и качнул головой:
— Ого!
У Петра кольнуло в сердце. Да так, что он скривился. Кивнул еще раз головой на прощанье и, держась за сердце, сильно припадая на протезную ногу, пошел к верстаку строгать. За думками да за работой не заметил, как завечерело. Мимо двора пробежал мальчик, что‑то крича: «Пацаны!..» А дальше Петр сначала не расслышал. Потом вдруг включился — словно в виски стрельнуло: «Подорвались!» «Пацаны подорвались!»
Он не помнит, как очутился в доме. Внезапно возник на пороге кухни, бледный, с широко раскрытыми глазами. Гуля ойкнула от неожиданности.
— Что с тобой? — кинулась она к нему. Помогла сесть на табуретку. Вытерла у него на лбу обильную испарину. Он поднял на нее полные ужаса глаза.
— Беда, Гуля! Я это чувствовал. Весь день не по себе.
— Что случилось?
— Андрей!..
— О чем ты? Скажи толком!
— Пацаны в лесу подорвались. И он там. Это точно.
— О, боже!
— Беги, Гуля в «скорую»! Нет! Сначала к ним домой. Если Андрея дома нет… В общем, надо людей поднимать.
Гульяна сорвала с себя фартук, кинулась в комнату, схватила кофту и, надевая на ходу, выскочила на крыльцо. Петр уже ничего не видел и не слышал.
Вернувшись от Ольги, Гульяна нашла его в кухне распростертым на полу. Набрав в рот воды, шумно брызнула ему в лицо, затормошила, пошлепала ладошками по щекам. Снова брызнула в лицо. Петр не приходил в сознание. Она склонилась ему на грудь, запричитала, заплакала. Взвыл протяжно Г угу, маячивший у порога на кухню.
Придя в себя, Петр увидел над собой потолок, а на фоне потолка — лицо Гульяны. Подумал, что у него кружится голова.
— Где я?
— Дома! Дома! На кухне. Ты не ушибся?.. Слушай! Ольги дома нет. Андрея тоже. Алешка говорит — в лес пошел с ребятами.
— Я так и знал! Беги, Гуля, в «скорую». Нет! В контору. Прямо к директору, скажи ему, мол, — беда, мальчишки в лесу подорвались…
На бегу она роняла встречным недоумевающим бабам:
— Беда! Пацаны в лесу подорвались!..
Страшная весть мигом облетела поселок. В семьях, где были пацаны — подростки и их в это время не оказалось дома, воцарилась паника. Бабы подняли вой. Отцы тотчас сбились в группу и пошли в горы. Звать мужиков, которые были на работе, побежали жены. Вскоре еще одна группа отправилась в горы. С этой группой ушла и Гульяна. Петр маятником ходил возле калитки взад — вперед.
То, что увидели люди на месте взрыва, заставило содрогнуться даже бывалых мужчин. Воронка диаметром метров десять была залита по краям кровью. На краях воронки — тела пацанов, разорванные в клочья или пополам. Некоторые чуть живые с выпущенными кишками, еще отползали в сторону. Андрея нашли метрах в тридцати от воронки. Он полз на животе, опираясь на правую руку, а левой держа выпавшие вымазанные — в земле и листве — кишки. Увидев Гульяну и людей, он застонал, перевернулся на спину и сказал:
— Я умираю, тетя Гуля. Мы ничего дурного не делали. Просто жгли костер. Видно, под костром был закопан склад минометных снарядов. Никто не виноват… — он схватил липкой от крови рукой руку Гули, протяжно застонал, выгнулся весь, дернулся и замер.
Это были небывалые со времен войны коллективные похороны. Хоронили сразу девятерых. Девять юных жизней унесла война, которая отгремела сорок пять лет назад.
Девять не состоявшихся мужчин, защитников Родины. И трое еще умирали в больнице в Туапсе.