— Может, домой пойдешь, Алеша? — склонилась она к малышу.
— Нет. Я в класс хочу.
— А может, домой все же? А завтра с папой придете. Завтра все будет хорошо.
Мальчик подумал, посомневался.
— Нет, я хочу в класс, к детям.
Гуля поправила на нем форменный пиджачок, потрепала ободряюще по головке и пошла.
С большой перемены Алеша Калашников не вернулся. Учительница заметила его отсутствие, спросила:
— Дети, а где Алеша Калашников? Почему его нет на месте?
Кто‑то сказал, что ему, наверное, нездоровится, и он ушел домой. С ним сегодня приходила тетя Гуля. Кто‑то хихикнул загадочно. Учительница не придала значения странному смешку, прокатившемуся по классу, и начала урок. Вскоре все забыли про Алешу Калашникова. А Алеша Калашников в это время кричал не своим голосом в подвале, звал на помощь.
Его туда втолкнули мальчишки — старшеклассники на большой перемене. Он не захотел с ними играть в чехарду. Они подразнили его «спидорастик», втолкнули в подвал и закрыли дверь.
Сначала он думал, что мальчишки шутят, хотят попугать его, и спокойно ждал, когда они откроют дверь. Но потом ему показалось, что окончилась большая перемена и его пора бы выпустить. Он стал тарабанить в дверь, кричать.
Тяжелая дверь глухо молчала. В подвале стояла жуткая сырая темень. У него заколотилось сердце от страха: а вдруг они забудут его выпустить?! Вдруг в самом деле кончилась большая перемена, и все убежали в классы? И туг он почувствовал, что по ноге что‑то ползет. Он дрыгнул ногой, с ноги сорвалось нечто весомое, бухнулось в отдалении и запищало. Крысы! У малыша стиснуло дыхание от ужаса. Глаза привыкли к темноте, и он мог уже различать, как по полу, вдоль стен и по стенам бегали здоровые жирные крысы с толстыми хвостами. Он закрыл от страха глаза и отчаянно стал бить в дверь и кричать. Но его никто не слышал.
Вечером Гуля пришла с работы и увидела Ляльку дома одну. С необычно грустными глазами.
— Что с тобой? — кинулась она к дочери. — Где Алеша?
— Не знаю. Я тоже переживаю. Я думала, он дома. Мне принесли его портфельчик. И сказали, что он заболел и пошел домой. Вот! — и Лялька показала на Алешин портфель.
— А сам он где? — уже не на шутку переполошилась Гуля. — Где он?
— Не знаю.
Гуля оббегала весь поселок, все окрестности. Малыша нигде не было.
Пришла из Туапсе электричка. Гуля кинулась навстречу Петру.
— Алеша пропал!..
Петр остановился как вкопанный.
— Как пропал?
— Не пришел из школы…
— А учительница?.. — вскрикнул Петр и побежал за Гулей, как только мог на своем протезе.
Учительница, пожилая седоволосая армянка, испуганно расширила глаза.
— Был в школе. Потом… Потом, сказали, пошел домой. Заболел.
Искали весь вечер и всю ночь. Подключились соседи, учительница с мужем. Директор школы, учителя других классов. Искали в окрестностях поселка, в лесу: может, малыша обидел кто‑то из пацанов, и он ушел в лес? Но мальчик словно сквозь землю провалился. И только рано утром все прояснилось. К Петру с Гулей, осунувшимся за ночь, прибежала Ирина Маслова, мать той самой девочки, которая показала Алешке язык, когда они с Гулей стояли возле учительской; бледная, с широко распахнутыми глазами, она, задыхаясь и то и дело хватаясь за грудь, невнят но тараторила. Из ее слов вперемешку с криками: «Ой, Боже!» «Ой, лышенько!» — можно было понять, что дочь ее, Света, видела вчерась, как мальчишки — старшеклассники толкали Алешу к подвалу… Не там ли он?
Белый, словно выцветший за ночь, Петр, забыв палочку, бросился со двора. За ним, обгоняя его, мчалась толпа односельчан. Следом — машина «скорой помощи».
Долго не могли открыть дверь в подвал — пацаны камнем заколотили ржавую задвижку. А когда открыли тяжелую дверь, людям предстала ужасная картина: мальчик лежал на грязном полу мертвый. Лицо и руки объедены крысами.
Врачи «скорой помощи» тотчас накрыли труп белой простыней и унесли в машину, с трудом протискиваясь сквозь толпу любопытствующих. Помогая Гуле влезть в машину, Петр оглянулся на столпившихся людей. Толпа отшатнулась — глаза его обжигали ненавистью…