– Ты мне угрожаешь? – Лицо вспыльчивого барона мгновенно побагровело.
– Не я, – невозмутимо ответил Ганелон, на которого гнев барона не произвел никакого впечатления, и продолжил: – Отступись, Ранульф, отступись.
– Что, что ты сказал? – взревел барон. Казалось, его вот-вот хватит удар. – Отступиться? Никогда!
– И тем не менее это надо сделать. Надо бросить им кость. Пусть подавятся малым. Хруотланд сейчас в любимчиках у Карла, и сейм может вынести решение по поместьям Двельфа, угодное королю.
– В гробу я видел всех королей, вместе взятых.
– Согласен, барон. Они бы там хорошо смотрелись.
– Да и кто такие Арнульфинги? Чем их род лучше моего или даже твоего, Ганелон?
Ганелон скривился, но предпочел сделать вид, что не обратил внимания на «даже», поклявшись при случае припомнить самолюбивому барону это унижающее словечко.
– Но, дорогой Ранульф, дело даже не в Карле. В конце концов он всего лишь один из… Нет. Против тебя на сейме будет не только Карл, но и Бертрада, и многие франки. И вот почему. Всем известно, что ты и Ашер не отличались особой любовью к покойному Пипину.
– Черт возьми, как это хорошо звучит: Пипин Покойный, – захохотал Ранульф. – Но еще лучше будет звучать – покойные Арнульфинги. Все их семя.
– Согласен. Однако разреши, я продолжу. Так вот, захватив поместья Двельфа, сторонника, между прочим, Арнульфингов, ты оказался в опасном соседстве с бриттами.
– Опять! «Оттягав», «захватив»! Нет, нет и нет. Я получил их по закону, по наследству, – вспылил Ранульф.
– Ну хорошо, хорошо, – успокаивающе произнес Ганелон, – пусть будет по закону. Однако, зная тебя, дорогой барон, думаю, ты уже обдумывал предоставляющиеся возможности от такого соседства.
Ранульф покосился на Ганелона и пробурчал:
– Твоя голова слишком хорошо соображает и явно нуждается в лечении железом.
– Не только моя, барон, но и Бертрады, и старого лиса Эгельхарта, да и до других франков это дойдет. Вот почему, несмотря на поддержку Герена и Фордуора, сейм может пересмотреть их решения.
– Дьявол, об этом я не подумал. Что же делать?
– Бросить им кость, как я уже говорил.
– Это как?
– Верни Хруотланду его Антре, в конце концов, это лишь малая часть захваченного тобой, а владения Двельфа удержи за собой. Ты будешь выглядеть этаким благородным сеньором, которому не чуждо чувство справедливости.
– Но эта девка, Кларинга, может потребовать все!
– Пусть. Главное – Карл окажется на твоей стороне и даже будет благодарен тебе. Ведь он дал слово Хруотланду вернуть Антре и очень хочет это слово сдержать. Вот он и сдержит его, а до какой-то там Кларинги ему нет дела. И даже если Хруотланд, который, по слухам, ухлестывал за этой сучкой, будет продолжать упорствовать, Карл сумеет его убедить довольствоваться малым, чтобы не ссориться с франкскими баронами, многие из которых, несомненно, будут на твоей стороне. А уж Хруотланд убедит свою девку.
Ранульф задумался.
– А если все-таки эта девка будет добиваться своего?
– Такое возможно?
– Да. Двельфское отродье горда и упряма.
– Ну что ж. Ведь она сейчас в монастыре?
Ранульф кивнул.
– Вот пусть там и остается. Это было бы лучшим решением из всех.
– Но из монастырей, бывает, возвращаются, – буркнул барон.
– А с того света? – И Ганелон рассмеялся. – В монастырях, хоть это и святые обители, оберегаемые Господом нашим, порой болеют. Горячка, водянка или что иное. И все! Как говорится – суум куиквэ. Что означает на латыни – каждому свое, – добавил Ганелон, увидев недоумение в бычьих глазах Ранульфа.
– Черт, как это я сам до этого не додумался?
– И не торопись связываться с бриттами. Судьба Гунольда Аквитанского призывает к осторожности в поступках.
– Я не боюсь какого-то там Кёрла, – снова взревел Ранульф.
– Кёрла? Да. А Карломана? Ведь если Карл в битве лишится головы – правда, это маловероятно, – Франкское королевство быстро приберет к рукам Карломан. У Карла ведь нет наследников. Его горбунка франки никогда не признают. А бороться с этим хитрецом Карломаном, который к тому же окажется единственным королем, будет посложнее, чем с Карлом. Он не такой храбрый и безрассудный вояка, как Карл, но в интригах может посостязаться с чертом. И многие франки окажутся на его стороне, особенно если к гибели Карла будут причастны давние враги – бритты. Но вот если кто-либо из братцев умрет своей смертью…
– Своей? Это как? – перебил Ранульф.
– Ну, скажем, так: якобы своей, и лучше, если это будет Карломан, вот тут-то и придет время вернуть нам, могущественным франкским сеньорам, свои права. У Карломана двое малолеток и алчная жена, полуфранконка, полулангобардка, которая захочет отстоять интересы своих деток. Франки окажутся расколотыми в братоубийственной войне. Часть окажется с Карлом, часть поддержит детей Карломана. Существует, правда, Дезидерий. А он наверняка захочет вмешаться, воспользовавшись смутой. Но его можно будет перетянуть на свою сторону за небольшой кусок пирога в наследстве Карломана или Карла, а еще лучше за кусочек Папы. Дезидерий спит и видит себя хозяином Италии. Тассилон – зять ломбардца, и с ним тоже можно будет договориться. Он не слишком жалует своих кузенов и очень хочет превратиться из герцога в короля Баварского. А сенешаль Ашер, хоть и служит семье Карломана, с большим удовольствием послужит сам себе. Карл останется один, и воевать со всеми сразу он не сможет. Тут-то и пригодится твой союз с бриттами. Мы сломаем Карлу хребет.
– И когда же эта «своя» посетит семейку? – явно заинтересовавшись словами Ганелона, спросил Ранульф.
– Кто знает? Кто знает? Пути Господни неисповедимы! – несколько туманно ответил Ганелон, но весь его вид и кривая усмешка сказали барону, что эти «неисповедимые пути» гораздо короче, чем до мифических стран Гога и Магога.
– Клянусь костями Дениса-мученика, мне нравится твой план, – захохотал Ранульф.
– План? Какой план? – невинно осведомился Ганелон, улыбаясь.
Ранульф расхохотался еще громче.
– Ты не только дьявольски хитер, но и осторожен. Пью за тебя, дорогой Ганелон. – И барон наполнил два гигантских кубка отборным бордоским.
– За нас, – поправил его Ганелон, – за нас!
Кубки взлетели вверх и со звоном встретились.
– И все-таки жаль отдавать то, что уже успел посчитать своим, – пару минут спустя брякнул Ранульф.
Ганелон удивленно воззрился на алчного барона, но комментировать не стал и предпочел перевести разговор на другую тему:
– Кстати, барон. По дороге к тебе со мной приключилась небольшая неприятность. Короче, я потерял слугу. Какие-то бродяги всадили в него целый фут стрелы в спину. Мне удалось уйти, но теперь я оказался без помощника. Не одолжишь ли ты мне своего на время путешествия обратно в Дюрен? И желательно, надежного. Мне ни к чему лишний раз таскаться в Сент или Ле-Ман, и он будет переправлять тебе все новости. Или поможет мне в чем другом.
– Ага… – В глазах Ранульфа на удивление быстро мелькнуло понимание. – Помощник по скорейшей отправке кое-кого на тот свет?
Ганелон усмехнулся:
– Скажем, так.
– Тебе везет. Есть у меня один умелец. Он баск. Я спас ему жизнь, и теперь он предан мне как пес.
– Вы кому-то спасли жизнь, барон?
– Так уж получилось, – хмуро буркнул Ранульф и, повысив голос, крикнул: – Эгремона ко мне! Он не слишком великий вояка, но зато знает толк в разных лекарствах и, говорят, помогал некоторым выкарабкаться с того света. Правда, перед этим он сам туда их и определял. – И барон громогласно захохотал. – Короче, этот плут так зарабатывал себе на жизнь. Сначала подсыпал чего надо тому, кто побогаче, а когда тот уже готов был протянуть ноги, Эгремон за кошель с денариями вытаскивал его с того света, давая ему противоядие от собственного зелья.
– Достойный человек, – усмехнулся Ганелон. – В таком случае я одолжил бы у тебя его на более длительный срок.
– Договорились!
В зал вошел чернявый, небольшого роста человечек лет сорока и замер перед бароном. С изрытого крупными оспинами лица на Ганелона глянули угольки-глаза, и тут же их взгляд переметнулся на Ранульфа.
– Эгремон. – Голос барона раскатился по залу.