Сидящий на загривке слона Ицхак пощекотал концом трости локоть Абуль-Аббаса, и слон послушно встал перед Карлом на передние колени. Ахенцы в один голос воскликнули от изумления.
– Что раззявились! – рявкнул на них майордом Отто. – На колени!
И первым повторил жест слона. Через полминуты все, кто присутствовал при встрече с Абуль-Аббасом оказались коленопреклоненными, а главное – сам император вдруг плюхнулся на колени перед своим братом элефантом, протягивая к нему согнутые в локтях руки, будто ожидая какого-то благословения и благодати.
– О Пресвятая Дева Мария! – прошептал Алкуин с досадой, видя, что государь преисполнен большего благоговения, нежели в тот момент, когда Папа провозглашал его императором.
В наступившей тишине прозвучали слова Ицхака бен-Бенони, сказанные им по-арабски, громко и внушительно:
– О великий халиф Западного Рума, несравненный Карл ибн-Пипин Азир! Фихл Абьяд Аль-Мансури ибн-Абуль-Аббас приветствует тебя и преклоняется пред тобою!
Толмач перевел несколько превратно, но так, что Карлу весьма и весьма понравилось:
– О великий и праведный владыка и апостол западных стран Рима, ни с кем не сравнимый Карл, сын Пипина Короткого! Белый элефант халифа Аль-Мансура ибн-Абуль-Аббаса коленопреклоненно выражает тебе свое почтение и преданность.
Карл поднялся с колен. Слон, повинуясь особому знаку трости Ицхака, сделал то же самое.
Подданные императора оставались на коленях. Медленно слон приблизился к Карлу, склонил голову и дотронулся кончиком хобота до ноги императора, обутой в войлочный башмак. После этого он отступил на пять шагов назад и стал мотать головой вверх-вниз, потрясая хоботом, будто его распирала невероятная радость. Майордом Отто подошел к императору, пал пред ним и тоже приложился к войлочному ботинку. За ним потянулись все остальные. Зрелище было величественное. Слон не переставал мотать головой вверх-вниз, тряся хоботом и похрюкивая, а подданные Карла вереницей тянулись к своему государю, падали пред ним и лобызали ему ногу, словно именно сейчас свершилось великое таинство обретения Карлом императорской харизмы, и, когда в свою очередь к войлочному ботинку прикоснулся губами аббат Флакк Алкуин Альбинус, Карл так и сказал ему:
– Свершилось!
– О Господи! – прошептал Алкуин, ничего не понимая и чувствуя, что вот-вот свихнется.
И единственным, кто не приложился к ноге императора, был еврей Ицхак бен-Бенони. Он оставался на слоне, и никто не заметил этой его исключительности, словно он был частью элефанта. Даже сын Ицхака, Уриэл, сподобился приложиться к войлочному ботинку, а сам Ицхак – нет.
– А теперь я приглашаю брата моего, элефанта Абуль-Аббаса к себе во дворец, – объявил Карл, когда никем не запланированная церемония целования императорского ботинка завершилась. Он подошел к слону и зашагал с ним рядом, следуя в ворота пфальца, и если бы было можно, он взял бы своего долгожданного гостя под руку. Теперь слон не казался ему таким невеликим, как когда он смотрел на него с высоты башни. Влюбленно поглядывая на идущего рядом с ним исполина, франкский государь видел, что Абуль-Аббас вдвое выше его ростом, а походкой и статью даже более царствен. Невольно Карл пытался подражать величественной слоновьей поступи, но и сам понимал, что так красиво вышагивать не дано ни одному человеку в мире, даже императору всего христианского Запада. «Не потому ли халиф Арон решился расстаться с этим дивом, что завидовал его высокодержавному шагу? – мелькнуло в голове у Карла, – Да, рядом с элефантом любой государь выглядит как простой подданный!»
У ворот пфальца вышла некоторая заминка, вызванная тем, что Ицхаку пришлось слезать со слона, ибо он не мог проскользнуть в ворота, даже вплотную прижимаясь всем телом к спине Абуль-Аббаса. Тут только все обратили внимание на еврея как на что-то отдельное от слона, а не как его неотъемлемую часть.
– Элефант не проходить с я на нем, – сказал Ицхак, пользуясь тем небольшим словарным запасом франкского языка, коим его успел одарить за время совместного путешествия Эркамбальд.
– Ты, значит, и есть еврей Исаак? – спросил Карл.
– Да, я так и есть Ицхак, – ответил купец и стал командовать слоном, вводя его в невысокие ворота пфальца. Абуль-Аббасу даже пришлось немного пригнуть голову, чтобы пройти.
– Какова же высота ворот, Отто? – спросил Карл у ахенского майордома.
– Ровно два пассуса[77], государь, – отвечал Отто.
– Ничего себе! – изумился Карл, – Значит, высота элефанта больше двух пассусов?
Здорово! На что уж высок был мой Гербиствальд, а и он в холке достигал не более четырех с половиной локтей[78].
Выяснив, каков рост элефанта, Карл тотчас же загорелся желанием узнать сразу и вес животного.
– Достопочтенный Исаак, – обратился он к еврею, – а позволь спросить тебя, каков же вес нашего Абуль-Аббаса?
– Это я не понимать, – отвечал Ицхак. Пришлось снова прибегнуть к услугам толмача, которому удалось выяснить, что однажды в Багдаде слона взвешивали и в переводе на римские меры получалось что-то около ста тридцати талантов[79], но во время путешествия слон похудел талантов на десять-двенадцать. Эти показатели потрясли императора.
– Сто тридцать талантов?! Ну даже сто двадцать! – пыхтел он. – Это притом, что я вешу не более трех! Значит, элефант весит в пятьдесят раз больше меня?
– В сорок, – поправил Карла счетовод Мегинфрид.
– Ну пусть в сорок! – не унимался Карл. – Подумать только – нужно взять сорок императоров, чтобы из них получился один элефант!
– И все же не элефанты владеют царями, а цари – элефантами, – возразил Алкуин.
– А справедливо ли это? – усомнился Карл.
Уриэл, подойдя к отцу, принялся о чем-то упрашивать его. Ицхак поначалу отказывал, но в конце концов разрешил, и юноша, забежав вперед, упал под ноги слона. Дочери Карла в один голос испуганно ахнули, но Абуль-Аббас вежливо и чинно переступил через лежащего Уриэла, даже не задев его платья.
– Он через всех так перешагивает? – спросил Карл.
– Да, ваше величество, – ответил Эркамбальд. – Элефант умен и обучен множеству замечательных фокусов, кои вам предстоит еще увидеть.
– А ну-ка, кто не трус! – кликнул император.
И один за другим люди стали падать под ноги слона, а Абуль-Аббас переступал через них, шагая по кругу, ведомый Ицхаком. Карл и сам было хотел испробовать, каково это, когда через тебя перешагивает такая вежливая громадина, но Алкуин вовремя задержал его:
– Ваше величество!
– Эх, черт, не был бы я императором! – проворчал Карл, расстроившись не на шутку.
Однако когда началась другая забава – каждого желающего смельчака слон охотно забрасывал себе на спину, обвив хоботом поперек талии, никто не смог бы остановить Карла, и, когда Ицхак снял со слона бешено хохочущего Эйнгарда, император возмущенно воскликнул:
– Да что же это такое! Ведь я первым должен был это испытать! А ну-ка!
– Государь, с твоим животом… – заскрипел было Алкуин, но Карл гневно отпихнул от себя аббата и подошел к слоновьему хоботу. Абуль-Аббас хрюкнул и медленно, будто понимая, какую особу ему предстоит обслужить, обвил Карла не по талии, которой у того давно уже не было, а поперек груди, раз – и закинул его к себе на загривок. Тучный император только успел охнуть, и вот он уже восседает на своем Абуль-Аббасе, восторженно взирая сверху на своих подданных. Слезы вспучились в его глазах, и он прошептал тихонько себе под нос:
– Видишь ли ты меня, Химильтруда?
Тут сердце у него сжалось до боли, и, почувствовав головокружение, Карл стал слезать со слона. Сразу десяток рук подхватили его и бережно поставили на землю. Смахнув с глаз слезы, Карл кашлянул, шмыгнул носом и спросил:
79
…около ста тридцати талантов… – Талант равнялся 35 кг, следовательно, Ицхак определял вес слона примерно в четыре с половиной тонны.