Карл и на этот раз действовал стремительно. Он буквально летел к Нарве, не заботясь об отставших частях. Оттеснив Шереметева, двинутого Петром к Везенбергу (его корпус присоединился к нарвской армии), шведский король 19 ноября явился перед русским лагерем во главе всего 8500 человек.
Уверенность молодого короля в победе разделяли далеко не все. Один офицер указал ему на опасность сражения со столь многочисленным противником. Карл беззаботно ответил:
– Как? Вы сомневаетесь, что я с моими восемью тысячами храбрых шведов возьму верх над восемьюдесятью тысячами московитов?[32]
Однако спустя некоторое время, боясь, что его слова могут показаться чересчур хвастливыми, король сам обратился к этому офицеру:
– Разве вы не того же мнения, что и я? Разве у меня нет двух преимуществ над врагом: во-первых, его кавалерия не может ему служить; во-вторых, так как место ограничено, то многочисленность будет им только мешать. Таким образом, в действительности я буду сильнее.
Неизвестно, что Карл имел в виду, говоря о беспомощности русской кавалерии, но в целом его соображения были верны и полностью оправдались в ходе боя.
Русское войско, по крайней мере впятеро превосходившее численностью отряд Карла, растянулось под Нарвой на целых семь верст, так что на всех пунктах оказалось слабее шведов. Русское командование, проявляя удивительную беспечность, не приняло никаких мер против неожиданного нападения. Карл превосходно использовал эти обстоятельства. Почти не дав своим солдатам отдохнуть, он с наступлением ночи бросил армию на русские укрепления. Сигналом к атаке были две ракеты, а боевым кличем – «С нами Бог!».
Как только шведские пушки пробили брешь в укреплениях, шведы двумя колоннами двинулись в атаку со штыками наперевес. Сильная вьюга била в спину шведским солдатам, ослепляя русских и скрывая нападавших от глаз противника. В двадцати шагах ничего не было видно.
Карл XII в сражении под Нарвой.
Шведы буквально выросли перед русскими из снежной мглы. Основной удар Карл направлял на правое крыло русских, где, как он предполагал, находилась ставка царя (королю не было известно, что Петр отсутствовал). Не прошло и получаса, как среди русской армии воцарилась паника. Истошный крик: «Немцы изменили!» – распространялся по полкам, за считаные минуты превратив регулярную часть в толпу беглецов. Карл больше всего боялся, как бы дворянская и казачья конница Шереметева не ударила ему в тыл, но она, по словам шведского короля, была так любезна, что первой обратилась в бегство и кинулась вплавь через Нарову, потопив в ее волнах тысячу человек с лошадьми. Пехота побежала к мосту, который, не выдержав тяжести сотен бегущих людей, обрушился; множество беглецов утонуло. Река и берег в мгновение ока покрылись трупами. В страшном озлоблении русские солдаты направили свою ярость на иностранных офицеров, принявшись за истребление тех, кто последовал за своими бегущими частями. Герцог Кроа, наблюдавший это, в сердцах воскликнул: «Пусть сам черт дерется во главе таких солдат!» – и сдался в плен шведам с тридцатью высшими офицерами. Русский генералитет последовал его примеру.
Карл принял их любезно, как гостей. Он оставил в плену только генералов; прочие были обезоружены, доведены до реки и отправлены в лодках восвояси.
Но победа шведов была еще далеко не полной: Преображенский и Семеновский полки, огородясь рогатками и артиллерийскими повозками, стойко отбили все нападения шведов; отряд генерала Вейде тоже стоял еще твердо. Неразбериха распространилась и на шведскую армию. Два шведских отряда в темноте вступили в бой друг с другом и погубили немало своих. Солдаты другого шведского отряда, пробившись в русский лагерь, нашли там много вина и перепились. Численность сопротивлявшихся русских частей была еще вполне достаточной, чтобы перебить всех шведов, которые к тому времени потеряли 600 человек. Но разобщенность русской армии и отсутствие единого командования сыграли свою роковую роль. Генералы Автоном Головин, князь Яков Долгорукий и Иван Бутурлин, не зная ничего о Вейде и считая, что он тоже разбит, начали переговоры с Карлом и согласились отступить, отдав шведам всю артиллерию. Когда Вейде узнал об этом, ему не оставалось ничего иного, как последовать примеру товарищей.
Шведы между тем очень беспокоились, чтобы наступавший день не открыл глаза русским на истинное положение дел. Чтобы не терять времени, Карл согласился оставить русским солдатам оружие после того, как остатки русской армии прошествовали перед ним с непокрытыми головами, в знак признания поражения, а офицеры сложили у его ног свои значки и знамена; он сказал при этом, что поступает так из уважения к их храбрости. Победитель так боялся своих побежденных, что до рассвета поспешил навести новые мосты вместо рухнувших под напором бегущих и спровадил русских солдат за реку; генералов же и высших офицеров, в нарушение договора, удержали в плену, придравшись к тому, что русские не выдали шведам войсковой казны, о чем в договоре, однако, речи не было.
Среди пленных находился грузинский царевич Александр, наследник грузинского престола. Его отец, изгнанный в 1688 году из страны, нашел пристанище в России. Девятнадцатилетний царевич сопровождал нарвскую армию и был взят в плен несколькими финскими солдатами, которые раздели его и хотели убить. Граф Рёншельд освободил царевича, дал одежду и представил королю. Карл отправил его в Стокгольм, где он и умер несколько лет спустя. Судьба Александра произвела сильное впечатление на Карла, который сказал перед его отъездом в Швецию:
– Это все равно как если б я очутился в плену у крымских татар!
Тогда Карл не мог и предположить, что выбрал не самое необычное сравнение для возможного перелома в своей судьбе. Эти слова короля часто вспоминали после Полтавы.
21 ноября Карл торжественно вступил в Нарву в сопровождении Кроа[33] и пленного генералитета. В упоении от столь блестящей победы, король держался подчеркнуто рыцарственно. Он вернул пленникам шпаги и выдал им денежное содержание: 1000 дукатов герцогу Кроа и по 500 – другим офицерам. Затем король лично вычеркнул из победной реляции все, что было чересчур хвалебно для него и оскорбительно для побежденных. В Стокгольме была выбита медаль, на одной стороне которой у пьедестала Карла находились закованные русский, датчанин и поляк, на другой – Геракл с палицей и Цербером у ног.
Сражение под Нарвой осталось наиболее впечатляющим военным достижением Карла. От сокрушительного разгрома русской армии захватило дух не у одного шведского короля. Весть о небывалой победе разлетелась по всем уголкам Европы, и восемнадцатилетний король немедленно был зачислен в ряды блистательных, непобедимых полководцев. В Европе ходила медаль с изображением Петра, бегущего из-под Нарвы: бросив шпагу, потеряв шляпу, царь утирает платком слезы; евангельская надпись внизу гласила: и исшед вон, плакася горько. Но парадоксальным образом нарвская победа сослужила плохую службу Карлу, до самой Полтавы определив его отношение к побежденному противнику. «Молва об этой победе широко распространилась – слава ее осталась незабвенной, – пишет Оскар II, – а все-таки день Нарвы со всем своим блеском не был для Швеции и Карла XII счастливым днем. Победа, хотя и купленная довольно дорогою ценою, казалась выигранной слишком чудесно и легко и вызвала пренебрежение к противнику, которое сделалось семенем для обильной жатвы будущих бедствий. Великий царь понял вполне противника, хотя в то же время удивлялся ему. Он сумел извлечь поучение из собственной невзгоды и из характера своих врагов и воспользоваться этим уроком. Хотя это и послужило к ущербу нашей страны (Швеции. – С.Ц.), но по справедливости ему нельзя отказать в этой славе».
32
Шведы и другие иностранцы, в частности Вольтер, значительно преувеличивали силы русских под Нарвой.
33
Герцог Кроа умер в Ревеле, не избежав своеобразного наказания за свое бесславное поведение под Нарвой. Его кредиторы, которым герцог много задолжал, не разрешили хоронить его труп, более ста лет пролежавший под стеклом в подвале одной церкви, не подвергаясь тлению. Тело Кроа было захоронено только в 1863 г.