— Чья это прялка? — спросила она.
— Разве вы не узнаете ее, мама? Да ведь это та самая, что я сделала нынешним летом.
— Так это из-за нее ты жгла лучину и портила себе глаза? Ну, а зачем же ты ее так разукрасила? Ведь ни у одной хозяйской дочки не будет такой прялки, а ты батрачка; еще скажут люди, что ты хочешь похвалиться, — заметила мать.
— Так ведь я украсила ее не для себя. Я подарю ее Гане.
— Ты что, ума лишилась? К чему это? Парни засмеют вас: ведь это их дело — дарить прялки, — всполошилась Маркита.
— Ну, надо мною-то они не посмеются! Я с ними живо расправлюсь. А Гана до сих пор никого не любит. Почему бы ей и не принять от меня эту прялку? А коли она примет, так какое кому до этого дело?
— Старостиха уже присмотрела Гане жениха — Томаша Косину. Его отослали в обмен[2] в Неметчину, но летом он вернется. Только ты помолчи: Гана ничего не должна знать, — предупредила Маркита.
Карла так и обмерла.
— И все-таки я сделаю Гане подарок! А коли не возьмет, так брошу это в огонь! — вскричала она, порывисто схватив прялку.
— Богоматерь клатовская! Да ведь ты день ото дня становишься все чуднее! Что-то еще будет! — вздохнула Маркита.
Карла побежала через двор к дому. Гана была одна в горнице, она расставляла скамейки для прях.
— Господи, какая красивая! Да кто ж это тебе ее подарил? — спросила она Карлу, с любопытством рассматривая прялку.
— Мне ни от кого не надо, это тебе!
— От кого же? — испытующе обратилась Гана к подруге и отдернула руку от прялки.
— Да бери же, это я тебе дарю. Ведь я знаю, что ты не любишь никого из парней, вот и сделала тебе прялочку сама. А этот лен мы вместе с тобой сеяли, пололи и брали.
— Ах, какую радость ты мне доставила! — воскликнула Гана, и глаза ее засияли. — Такой прялки ни у кого не будет. Но что я скажу, если спросят кто подарил?
— А ты не отвечай. Пускай поломают головы, все равно не догадаются. Вот мы с тобой и посмеемся над ними.
— А маме сказать?
— Как хочешь!
— Что это вы затеваете? Ведь так нельзя, — разворчалась старостиха, но все-таки пообещала не говорить до конца посиделок, кто подарил Гане прялку.
Вскоре собрались в дом молодые пряхи. Одни принесли с собой совсем новенькие, только что выточенные прялочки, другие — прошлогодние. Каждая девушка похвасталась своей, но когда Гана вынесла новую прялку, все кинулись ее рассматривать, и восторгам не было конца.
— Кто ее тебе подарил, кто? — посыпалось со всех сторон.
— Этого мы вам сказать не можем, — ответила им Карла.
— Ну так все равно мы сами увидим, — заявили девушки, рассчитывая на скорое появление парней.
В подвешенный к потолку железный светец были вставлены зажженные лучины, девушки уселись в кружок, перекрестились и с песнями принялись за работу.
Вскоре подошли и парни. «Теперь-то мы увидим, кто по ком вздыхает», — подумали девушки. Парни усаживались либо рядом со своими избранницами, либо позади них. Посередине кружка остались только те, у кого еще не было милой. Они сматывали пряжу, рассказывали сказки и помогали хозяину щепать лучину.
К Гане с одной стороны подсела Карла, с другой пристроился Петр. Это удивило присутствующих — ведь они рассчитывали узнать, кого избрала себе Гана. Спросили Петра, но тот ничего не знал; принялись тормошить Карлу, но она скрытничала. Так никто и не допытался правды. До самого конца посиделок Карла держалась близ Ганы. Она была как на посту. Ни один парень не отважился подсесть к девушке из страха перед Карлой, которая умела так посмеяться над каждым, что это могло бы уронить его в глазах других девчат.
Но вот подошли святки, и посиделкам пришел конец. Веселье началось девичьей колядой. Старостиха напекла девушкам вкусных гнетанок, которые так и таяли во рту.
— Но кому же мы их подарим? — спросили друг дружку Карла и Гана, получив от хозяйки по гнетанке «для парней».
— Давай сделаем так, — предложила Карла, — твою съедим пополам, а свою я отдам Петру.
Гана, как всегда, согласилась с подругой.
После обеда молодежь сошлась на площади и с песнями отправилась в Медаково. Девушки принарядились в суконные курточки и красные платки. День был отличный, но с морозцем; снег хрустел под ногами. Парни кидались снежками; двое из них захватили с собой салазки и катали девушек с гор. Гана же не отходила от Карлы.
2
У чехов и немцев, населяющих пограничные районы, было принято посылать в знакомые семьи своих детей, главным образом мальчиков, для обучения их ремеслу и языку.