— Как скучно зимой! — вздохнула она, оглядывая занесенное снегом поле и темно-зеленый лес. — И травки не видно, и птичек не слыхать, даже лес — и тот не шумит листвой.
— Все спит, — отвечала Карла и затрясла стоявшую около дороги ель, ветви которой гнулись под тяжестью снега.
— Потому-то и петь мне не хочется, когда я прохожу здесь зимой. Зато летом, когда все так весело зеленеет, запоешь невольно, — говорила Гана.
— Летом, я думаю, всем весело. Но как должно быть хорошо там, где круглый год лето. Помнишь, что вчера нам рассказывал Барта об итальянской земле?
— А все равно я не согласилась бы там жить, даже если б меня кормили булками и наряжали в золото, — заметила Гана.
— Эх, и хотелось бы мне посмотреть на белый свет! — воскликнула Карла.
— Да ты взойди на Перси пречистой девы Марии, оттуда и край света увидишь.
— Ну нет, милая! Барта рассказывал мне как-то, что свет очень велик и широк. Иди сколько хочешь, хоть в сто раз дальше, чем отсюда до Клатова, и все будет земля да море, и конца этому нет.
— Ну, а как бы ты стала там жить? Никто бы тебя не знал и не сказал бы тебе «здравствуй». Ты и не думай об этом.
— У нас дома лучше всего. Я не пошла бы жить даже в Пажежницы, — сказала Гана, указав головой на деревню, находившуюся в получасе ходьбы от Стражи.
— А что, если бы тебя посватал парень из Пажежниц?
— Да стой он на коленях, все равно не пойду за него, — упорствовала Гана.
— Карла! Гана! — закричала девушкам обогнавшая их молодежь. — Ну-ка, побыстрее! Что у вас, ноги отвалились?
И подруги бросились догонять своих спутников.
В Медакове все направились прямо в трактир. Здесь девушки подарили своим избранникам гнетанки, а те, в свою очередь, угостили их вином и яблоками. И опять все следили, кому же отдадут гнетанки Карла и Гана, и снова удивились, увидав, что Карла отдала свою Петру, а Гана съела свою гнетанку пополам с Карлой, которая купила ей яблок. Теперь-то уж все убедились, что Гана или не хочет никого выбрать, или, может быть, просто не смеет.
Молодежь возвращалась домой в сумерках. Парни были навеселе. Они шалили, боролись друг с другом, кидались снежками — короче говоря, дурачились на чем свет стоит. Девушки бежали впереди, сбившись в кучку, словно овцы. Они оставили парней и доверились Карле, которая, как пастух, вышагивала впереди, возвышаясь над своим стадом на целую голову. Девушки тоже были возбуждены, пели веселые песни, помахивая платочками, но никто из них не вел себя так дико, как парни. Поэтому парней прогоняли, а тех, кто все-таки умудрялся проникнуть в их кружок, Карла заставляла вести себя прилично.
Дома всех ожидала работа. Немало потрудились и Карла с Ганой. Потом Гана пошла в свою каморку, а Карла — в чулан, потому что она всегда спала с матерью.
— Покойной ночи, Гана! — сказала Карла, проходя мимо Ганиного окошка.
Гана поспешно отворила окно и пригласила Карлу.
— Зайди, посиди со мной немного, мне еще не хочется спать.
— Нет, Гана, я останусь тут, во дворе. А ты думай, будто к тебе под окошко пришел парень.
— Ах ты выдумщица! — засмеялась девушка. Тут она оперлась о подоконник, опустила голову на руку и, задумчиво поглядев на усыпанное звездами небо, спросила не спускавшую с нее глаз подругу: — Скажи, Карла, обратила ли ты сегодня внимание на Манку и Томаша?
— Как их не заметить? Оба так пригожи, один лучше другого. Они-то наверняка будут жить дружно, как цветы на лужайке, — ответила Карла.
— А знаешь, Карла, о чем я думаю? Ведь это большая радость, когда вот так любишь кого-нибудь, — прошептала Гана.
— Да, недаром, знать, говорится: где любовь, там и ангелы.
— Ах, Карла, боязно: вдруг меня отдадут за немилого! — вздохнула Гана.
— А зачем тебе идти за него?
— Да как же не идти? Ведь родителей не ослушаешься. Но тогда я, уж верно, умру, — сказала кроткая девушка. Две слезинки выкатились из ее голубых глаз и, как роса, заблестели на украшавшем окно зеленом мхе.
— Не плачь, Гана, тому не бывать, — перебила ее Карла и прижалась лбом к плечу подруги. — Я не допущу, чтобы тебя отдали немилому; скорее убью его. Да лучше уж я сама умру, только бы никто тебя не мучил!
— Знаю, знаю, как ты меня любишь! — горячо воскликнула Гана и погладила черные волосы Карлы.
— Ложись спать, Гана! Спокойной ночи! — проговорила та, неожиданно освободившись из объятий подруги, и Гана, привыкшая к порывистости Карлы, тихонько пожелала ей спокойной ночи и затворила окошко.
VI