— Конечно, сдержу, — отвечал Карел.
Петр не пошел домой. Он сердился на Карлу и, решив насолить ей, провожал Бару.
— Гана! — начал Карел, войдя в каморку и садясь рядом с ней на сундук. — Скажи мне, Гана, это правда, что я тебе нравлюсь в таком виде и ты пошла бы за меня, если б я и в самом деле был парнем?
— Ни за кого другого! Ты мне так нравишься в мундире! — воскликнула девушка и, как обычно, обняла свою подругу. — Да будь ты парнем, уж я бы до самой смерти не пошла ни за кого другого, — прошептала она, опуская усталую голову на плечо Карела.
— Так обещай же мне это перед богом и дай руку! — серьезно сказал Карел. Гана уже не ведала, что творила. Сначала она приняла все это за шутку, но теперь ей было не до веселья. Голос Карела проник ей в сердце, и, подавая ему руку, она проговорила:
— Обещаю.
— Смотри же, запомни свои слова, что бы ни случилось, — сказал Карел. Сильными руками обняв Гану, он целовал ее лицо и глаза, называл ее самыми нежными именами, и девушка горячими поцелуями отвечала на его ласки. — Ну, а теперь ложись спать. Да хранит тебя бог. Помни же, что ты мне обещала!
Карел выпустил Гану из объятий и побежал к себе.
Вскоре он вышел из чулана, тихонько подкрался к Ганиному окошку, приклонил голову к холодной стене и горько заплакал. Потом перекрестился, долгим взглядом простился с родным домом и неслышно вышел за ворота.
VIII
Едва рассвело, как Маркита уже встала. Женщине не спалось. Страшный сон напугал ее ночью, да и Карлы не было, как обычно, рядом. Маркита отправилась на поиски дочери. У крестьян нет обычая запирать двери. Стоит поднять щеколду и повернуть ручку, как попадешь даже в хозяйскую горницу. Беспрепятственно вошла Маркита в дом. Здесь был полный покой. В полумраке она смогла разглядеть только приютившегося на печи котенка. Услышав Маркиту, он спрыгнул на пол и стал к ней ластиться. В клетке ворковали голуби, которых держали на случай зубной боли[4]. Полотняный полог у кровати был опущен, а это свидетельствовало о том, что хозяин и хозяйка еще утопают среди перин, наваленных чуть ли не до потолка.
У колодца умывалась молоденькая служанка.
— А где Карла? Она еще не поднялась? — спросила Маркита.
— Не знаю, может быть она у Ганы.
— Боже упаси! — простонала Маркита и поспешила в каморку. Там на открытой постели спала девушка, такая красивая, что казалось — на подушку упала роза. Маркита, поглядев на спящую, шепнула: «Благослови тебя господь!» — и вышла; Карлы здесь не было. Она полезла на чердак. Там храпел Петр, будто орехи пересыпал. Карлы не было и тут. Не было ее ни в хлеву, ни на конюшне, ни в сарае. «Где же сыскать непутевую девчонку?» — огорчалась Маркита. Как потерянная бродила она с места на место, перебирая четки. Бесплодное ожидание измучило ее. Она уже решила помочь служанке покормить скот, но, услышав из горницы голос хозяина, побежала туда.
— С добрым утром! Не знаете ли вы, куда запропастилась моя Карла? Я обшарила все углы.
— А у Ганы ты была? — спросила старостиха.
— Недавно оттуда, но, кроме нее, там ни души.
— Так, может быть, она заночевала у Барты? Эх, и обрадовался же он, когда Карла нарядилась солдатом! А ведь в самом деле из нее получился статный малый, — заметил Милота, потягиваясь чуть ли не до потолка и зевая во весь рот.
— О чем это ты, хозяин? Кто парень? Что говорил Барта? — заволновалась Маркита и вдруг страшно побледнела.
— Так ведь молодой Барта одолжил Карле свою одежду, а та разыгрывала в ней парня.
— Несчастная! И кто же это ее надоумил? — воскликнула бедная мать.
— Что с тобой, Маркита? Ведь Карла не сделала ничего дурного. Ей очень пристало военное платье. Все в один голос твердили, что она настоящий парень, а Барта — так тот сказал, что если бы покойник Драгонь...
— Что, что Драгонь?.. — закричала вне себя женщина. — Ох, да он, наверное, приснился Барте и рассказал ему все... А может быть, сам парень рассказал все Барте... Ох, и разнесчастная моя головушка! Вот как господь бог наказывает меня, — убивалась Маркита, ломая руки.
Хозяева ничего не понимали.
— Какой там парень, Маркита? Ты что, бредишь? Уж не больна ли? — спросила ее старостиха.
— Нету, нету ему покоя и в могиле! Согрешили мы перед богом, его мучит совесть и мне не дает спокойно спать. Что же мне теперь делать? Отнимут у меня сына, и умрет он там на чужбине.
Старостиха побледнела.
— Да говори ты толком, что случилось, — приказал хозяин, встряхнув Маркиту за плечи.