— Простите вы меня, люди добрые... Посоветуйте, как быть... Я не знаю, что и делать. Карла-то ведь не девочка, она мальчик! — вскричала Маркита, уронила голову на руки и зарыдала.
Милота и его жена остолбенели, словно их громом поразило.
— Да что ты, милая? Слыханное ли это дело! Такого и быть не может. Как же все это случилось? — спросил Милота.
— Сейчас я расскажу вам, как это случилось, — вздохнула Маркита, и точно гора свалилась у нее с плеч.
— Ведь вы знаете, — начала она, — как горевал покойник Драгонь оттого, что должен был идти в солдаты. А сколько слез пролила я в ту пору! Умер наш первый ребенок — мы и не жалели, потому что был он мальчик. Как молили мы бога, когда я опять понесла, чтобы наградил он нас дочкой! Но господь рассудил по-своему — опять у нас народился сын. Тут-то мы и согрешили. Чтобы спасти его от солдатчины, обманули добрых людей и выдали ребенка за девочку. Но бога-то ведь не обманешь! Когда умер Драгонь, девочка, вернее сказать — мальчик, была моей единой отрадой. Как я следила, чтобы не открылся наш обман! Ведь Барта — и тот ничего не подозревал: вы помните, как отвечал он на болтовню. Пока паренек был мал, все шло хорошо, но чем становился старше, тем сильнее его одолевала природа, и только мои слезы принуждали его молчать. «Потерпи еще немножко, пока не перейдешь рекрутский возраст, иначе не миновать тебе солдатчины, — уговаривала я его. — А там сам бог нам уж как-нибудь поможет». Но он становился все скучнее и скучнее и твердил свое: «Знаете что, мама, многие идут в солдаты и потом возвращаются; отчего бы и мне не пойти? Разве я хуже других, не бойтесь за меня». Но я никак не могла решиться. А тут и Драгонь стал сниться мне каждую ночь, да все такой невеселый, что сердце изболелось. Поняла я тогда, что мы с ним согрешили, не надо было нам делать этого. А в воскресенье, как сказал священник, что господь наказывает тех, кто противится его законам, у меня прямо мурашки по спине пошли, не могла себе места найти. Задумала сегодня пойти к исповеди и посоветоваться со священником. Но господь рассудил иначе: моя тайна открылась. Однако кто же рассказал обо всем Барте? Видно, сам парень?
— Нет, не думаю я, чтобы Барта знал что-нибудь. Все открылось случайно. Бог помутил твой рассудок, Маркита, вот ты сама и проговорилась.
— Ну что ж, пусть будет так! Зато теперь и я успокоюсь, и душе покойника будет легче. Сегодня он опять причудился мне между двенадцатью и часом ночи. Я видела его перед собой так, как тебя, но будто в тумане: однако ж разглядела, что на нем был военный мундир. Драгонь был такой молодой, только грустный. Я не могла и рукой двинуть, хотя что хочешь готова дать, что не спала. Помнится, он хотел перекрестить меня, но тут запел петух, и все пропало. Я молилась до самого утра.
Пока Маркита рассказывала, дом ожил. В горницу вошел Петр, потом Гана. Карлы так и не было.
— Где же Карла? — спросила старостиха.
— Да где ей быть? — ответил Петр. — Она пошла домой вместе с Ганой, и больше я ее не видел.
— А я видел Карлу этак через час после полуночи, — отозвался батрак.— Она стояла с племянником Барты возле его дома.
— Что? С кем стояла Карла? Да у тебя куриная слепота! — вспылил Петр.
— Ну, раз у меня куриная слепота, тогда нечего и спрашивать, — проворчал батрак.
— А ну-ка, Ирка, сбегай к Барте да узнай, не там ли Карла! — приказал Милота батраку, и тот немедля отправился.
— Вот что, Петр, не злись понапрасну. На Карле поставь крест. Она такой же мужик, как ты или я,— объявил сыну староста.
Петр сначала не понял отца, и тот кратко рассказал ему обо всем.
Зато Гана тотчас поняла, в чем дело. Она бредила Карелом целую ночь и, проснувшись поутру, все еще слышала его ласковый голос и ощущала на губах его поцелуи.
— Ах, если бы только все это была правда! — шептала она в слезах.
Да, Гана сразу все поняла, сразу поверила!
— Ну и что ж, я потерял невесту, зато нашел хорошего товарища, — весело решил Петр.
— Добро! — поддержал его отец.
А Гана плакала, уткнувшись в фартук.
— О чем ты плачешь, дочка? — спросила мать и заглянула в лицо ей. Она, вероятно, угадала, что происходило в душе дочери, и сказала необычайно мягко: — Перестань, Гана, успокойся! Я потеряла дочь, а ты подружку, зато ведь у отца стало сыном больше. Бог даст, все уладится. А раз нас сегодня меньше, то нужно поторапливаться. Пойди, девочка, скорее приготовь работникам завтрак! — Старостиха взяла дочь за руку и увела ее из горницы.
Тут возвратился батрак и сообщил, что Барта с племянником и Карлой отправились ночью в Кдыню, повез их брат Барты, и к восьми часам они обещали воротиться.