Милота громко расхохотался.
— В самом деле, Карла немного дикая, — сказал он. — Зато когда все это в ней перебродит, из нее получится славная женка. А вы, ребята, будьте пообходительнее с девками, вот они вас и полюбят.
— Я люблю Карлу — куда уж больше, но она и слушать ничего не хочет, — пожаловался Петр.
— А ты погоди немного. Время свое возьмет, — успокоил его отец.
Старостиха думала, что мужу все известно, а он между тем знал не больше прежнего. Женщину терзало мучительное сомнение, а так как она не могла поделиться мыслями ни с Маркитой, ни с Карлой, то излила свое горе одной доброй знакомой. Та добрая знакомая поведала своей куме, которая понесла дальше, и вскоре в догадках терялась вся деревня. Тайна Маркиты стала мучить всех. Тут одной сообразительной бабе пришло на ум, что, наверное, у Карлы имеется какой-нибудь изъян. Она немедленно сообщила о своем открытии другой, та убедила в этом третью, и наконец та же добрая знакомая принесла старостихе весть, что у Карлы на теле имеется отвратительная отметина, и Маркита не хочет выдать дочь за Петра, так как боится, что после свадьбы Карла ему опостылеет.
Маркита и не подозревала о пересудах, и когда старостиха объявила ей эту новость, она страшно рассердилась.
— Чтоб пусто было этой бабе! — воскликнула женщина. — Дочка моя воды не замутит, а все-таки мешает им, как репа на дороге. Господь знает, что человеку надобно, а чего у него нет, то ему людские языки привяжут, — добавила она, заливаясь слезами.
— Ну, успокойся, Маркита, слухам никто еще и не верит. И разве можно за что-нибудь ручаться? Если твоя Карла по душе Петру, он ни на что и не посмотрит, — сказала старостиха.
Маркита твердила, что тело у Карлы — как облупленное яичко, но все напрасно. Как ни доверяла ей хозяйка, теперь и она заколебалась, не видя иной причины, которая мешала бы Марките выдать дочь замуж.
Деревня была полна слухами. Одни преувеличивали недостаток Карлы, другие преуменьшали, тот говорил одно, этот — другое: догадкам не было ни конца ни краю.
Все эти пересуды смущали и злили Петра, но Милота однажды сказал:
— Чего это ты будто сноп вымолоченный? Не слушай болтовни. Зачем гоняться за красотой? Была б девка здорова, а бабьих толков и на коне не объедешь.
Петр послушался отца и старался вести себя с Карлой так же просто, как прежде. Но девушка отлично знала, что он верит слухам, и дразнила его пуще прежнего. Подойдет он, бывало, к ней поближе, а она:
— Берегись, Петр, берегись: я меченая! — Попытается парень обнять ее — оттолкнет: — Убирайся, у меня змея за пазухой, кто до меня дотронется, того и ужалит! — Так Карла осмеивала всех, и, казалось, ее совсем не смущала деревенская болтовня.
Больше всех негодовал Барта:
— Ведь я, честь имею, ее крестный. Думаю, что и знаю побольше других. Брешут бабы! У них с языков течет такая грязная вода, что ее, честь имею, и пить не станешь.
— Вот что, Барта! — сказал однажды Милота, когда старый солдат начал что-то уж слишком горячиться. — Нет дыму без огня. Что-нибудь тут да кроется. К чему столько толковать? Уж коли суждено им жить вместе, будут они жить, что бы ни говорили люди. Оставим это!
Одна только Гана не принимала участия в сплетнях. Если девушки приставали к ней:
— Гана, ведь ты одна знаешь все; скажи же нам, в чем тут дело? — она отвечала:
— Я-то откуда знаю?
— Так вы ведь и спите вместе и одеваетесь — все вместе.
— И не спим вместе и не одеваемся. Да и что мне до этого? Какая бы Карла ни была собой, мы все равно останемся подругами.
В конце концов к новости все привыкли и редко поминали о ней, однако все так и остались при мнении, что Карла не без изъяна.
V
Минула жатва, давно был убран овес и скошена последняя отава. Девушки выбелили полотна, ободрали перья. Потом наступили длинные непогожие вечера, а когда приехал на белом коне святой Мартин, начались посиделки. Хозяйки наготовили себе и служанкам конопли для пряжи на летнее платье мужчинам, на веревки и на мешковину. А девушки запаслись мягким льном, из которого ткали тонкие полотна.
Барта бойко торговал прялками. Каждый парень, желавший подарить девушке прялку, что считалось явным признанием в любви, покупал ее непременно у Барты, потому что никто не умел украшать их так, как он.
Первая неделя посиделок была назначена у старосты. После обеда Карла сняла с чердака прялку из сливового дерева, украшенную цветочками, птичками, сердечками и другими узорами из олова, насадила на нее пучок белоснежного льна, красиво перевязав его красной лентой. Концы ленты она скрепила булавкой, головка у которой была в виде розы из искусственных гранатов с двумя желтыми жестяными листочками. В лен Карла воткнула веретено с красным яблоком на острие. Все это выглядело очень красиво. Она только что принялась осматривать произведение своих рук, как в чулан вошла Маркита.