– Вирджиния.
Пит шел по траве, под аркой сирени.
– Что ты делаешь?
– Смотрю, как темнеет.
Он подошел к ней сзади и сжал ее груди.
– Джинни…
– Холодно.
Он повернул ее к себе и посмотрел на нее.
– Правда?
Вирджиния смотрела ему в глаза.
– Да.
– Что они там надумали? – спросил Марк. – Может быть, сказать им, что у меня лучшая кровать во всем Хэкни?
Лен не ответил.
– Мир полон сюрпризов, – сказал Марк.
Он подошел к этажерке и одним ударом задвинул на место две торчавшие книги.
– Понимаешь, – сказал он, – все зависит от того, как ты завязываешь галстук. Взять книгу. Фома Аквинский. Я никогда не прочел ни единого его слова. И что, лучше я от этого стал или хуже?
– Хуже. Марк сел.
– Я тут на днях нищему шиллинг дал.
– И что ты хочешь этим сказать?
– Ничего, что сказал, то и сказал.
– И дорого тебе это далось?
– В шиллинг, – сказал Марк.
– Ты слишком сильно натягиваешь поводок, – сказал Лен.
– Натягиваю поводок?
– Так это выглядит.
– Какой еще поводок?
– Я тебе говорю, не тяни так сильно.
– Что-то ты темнишь. Вирджиния и Пит вошли в комнату.
– Мы, пожалуй, пойдем, – сказал он.
– Ага.
– Я смотрела, как наступает вечер, – сказала она.
– Милое дело, – сказал Марк.
– А я так не могу, – сказал Лен.
– Почему? – спросила она.
– Нет. Не получается. Не могу смотреть на небо.
– Иногда очень помогает, – сказал Пит.
Успокаивает.
– Что вы все в этом находите? – сказал Марк. – Сначала день, потом ночь. Это гарантировано.
– Мать-природа? – сказал Пит. – А я думал, ты к ней неравнодушен. Ну ладно, Лен, смотри там, в Париже, будь поаккуратнее.
– Постараюсь.
– Желаю хорошо провести время, – сказала Вирджиния.
– Спасибо.
– Не пропадай, – сказал Пит.
– Договорились.
– Ладно, Пит, увидимся, – сказал Марк.
– Да. Пока.
– Пока, – сказала Вирджиния.
– Пока, – сказал Марк.
– Пока, – сказал Лен.
Глава двадцатая
Легко нажито – легко прожито. Не слишком-то они переживают, эти карлики. Впрочем, так оно и должно быть. Они не воспринимают потерю как потерю, можно сказать, они никогда не ощущают окончательной потери. Тонкие материи, очаровательные безделушки, всякие пустячки – взращивать, выкармливать и хранить. Теперь вот новая игра – погонять жуков хворостинкой. Вот горка красных углей, пышущих жаром. Вьющиеся волосы до плеч смазаны чем-то жирным. Вечно говорливые и скрюченные, они тычутся ртом в сладкий крем. Присохший крем остается в уголках их губ. Лучше всего действуют старые домашние методы.
Я стою в тени и вкушаю несомые ветром ароматы. Время от времени языки пламени облизывают их губы и ноздри. Они визжат, тычутся лицом в песок, щиплют себя за щеки, работают челюстями, ноют, хныкают, пускают слюни, а затем мажут друг другу ротовые отверстия каким-то снадобьем, приготовленным из местных растений, и наконец все заканчивается, все забыто, они шумно резвятся, обязательно парами, достают флакончики, из которых прыскают себе в нос ароматический спрей, а ближе к ночи утихомириваются и спокойно рассаживаются, чтобы съесть по сладкой булочке и запить ее имбирным пивом.
Глава двадцать первая
– Странный ты парень, – сказала Соня.
– Правда?
– Да.
– Передай мне бокал.
Пробираясь сквозь толпу, они прошли к столу.
– Ну и чем я странный? – спросил Марк. – Давай. Выкладывай.
Теперь я причесывала ей волосы и даже делала маникюр.
– Вы что, с ним не знакомы? – сказал Пит. – Вон тот высокий парень, брюнет, который стоит у бара.
– Нет, не знакома, – сказала Бренда.
– Понятно, – сказал Пит, – но вообще-то он мой старый приятель.
– В самом деле?
– Да. Мы познакомились в турецкой бане. С тех пор так и не виделись. Допивайте и пойдем потанцуем.
– Ладно, – сказал Марк, – я согласен. Я очень странный.
Я услышала, как в моем углу кто-то жалобно застонал, и постаралась разглядеть, что там происходит.
– Да, я в высшей степени странный, и нечего это скрывать.
Оказалось, что это клоповья матка, которая пришла, чтобы есть меня.
Пары все плотнее заполняли помещение, их тени метались под перекрестным огнем настенных светильников.
– Да, – сказал Пит, – вот оно, реальное воплощение чистой и даже примитивной в своей однозначности роскоши. Упс. У этой Элейн, должно быть, денег куры не клюют, а?
– Это Бакстер, – сказала Бренда. – Квартира-то его.
– А, да, я забыл. Гражданский брак или внебрачное сожительство.
– Внебрачный брак?
– Такие уж термины для этого типа отношений, – сказал Пит. – Некий набор обстоятельств, складывающихся в определенное время в определенном месте. Единственная мораль, которая из этого следует, – это то, что ничего особенного в этом нет.
– Скажите, если вы не актер, то чем же вы тогда занимаетесь?
– Если вам действительно интересно, давайте сначала присядем на минутку.
– Мне нравится, как вы танцуете.
– Знаете, что это? – сказал он, подведя ее к окну. – Это каперсник. Но здесь не только они. Никогда в жизни еще не вдыхал разом столько приятных ароматов. Духи на войне. Минутная слабость, мольба и все такое. Короче, стойте здесь, а я сейчас принесу чего-нибудь выпить.
– Ой, только не думай, что на меня снова подействуют эти твои старые штучки.