— Да, все так и было, — согласился он, — Бланцетти все время норовила помешать мне исполнить мой замысел. Но я ее одолел, так же как и всех остальных и в первую очередь — Франкенберга!
— Не обольщайтесь, — перебил я его, — Франкенберг сам позволил вам себя убить — и я тому свидетель. Он сказал мне: «Всякий творец мечтает о том, чтобы его творения его пережили.» До меня тогда не дошло, что слова его надо понимать буквально: Франкенберг дает себя убить своему же детищу. Он знал, что и вы недолго проживете.
— Это мы еще посмотрим, — осклабился гомоид, — но раз уж у нас зашла речь о творцах и творениях, то, говорите, откуда вы узнали о проекте «Гномы»? Ведь все материалы о нашем происхождении я уничтожил.
— Считайте, что я узнал о гномах от Перка.
— Ну да, на Перка теперь можно все свалить… После того, как я разделаюсь с вами, надо будет еще раз просмотреть накопители. Но это — потом. Живые свидетели гораздо опаснее всяких там накопителей. А через несколько секунд я останусь единственным живым свидетелем и, одновременно, единственным удачным творением гениального Франкенберга. Не бойтесь, это не будет больно… — с этими словами он нацелил бластер на Абметова.
Гомоид сам предоставил мне возможность действовать.
— Подожди, — сказал я уже спокойнее, — ты ошибаешься, кроме тебя остался еще один гомоид.
— Вранье! — ответил он, но бластер опустил, — четвертый гомоид?! Не может быть!
— Может! Франкенберг создал четырех гомоидов — он сам мне так сказал.
— Он прав? — спросил гомоид у Абметова.
А ему-то откуда знать, подумал я. Абметов сообразил, что ему стоит подтвердить мои слова.
— Да, вас четверо, — дрожащим голосом ответил он. Гомоид не поверил:
— А доказательства у вас есть?
— Есть, — ответил я, стараясь из всех сил сохранить твердость в голосе, — доказательства у меня есть, но сначала ответьте, ради чего вы убиваете?!
— Вы либо глупы, либо делаете вид, что не понимаете: пока живы те, кто знает, кто я такой, покоя мне не будет. На что я могу надеяться, если даже наш создатель нас предал.
— Предал?! — поразился я, — но кому?
Теперь настал черед удивиться гомоиду:
— Так вы не знаете? Ах, ну да, вы ведь думаете, что это я убил торговца…
Выстрела я не слышал — просто правая нога гомоида вдруг разделилась на две части — все, что ниже колена осталось на земле, а гомоид продолжал стоять с изумлением наблюдая, как кровь хлещет из обрубка. Словно вспомнив о нас, он снова поднял бластер, но второй выстрел, более точный, чем первый, рассек ему грудь. Гомоид покачнулся и посмотрел мне в глаза. Внутри все оборвалось — с неимоверной тоской на меня смотрела Бланцетти — это был ее взгляд, и бледно-зеленый цвет глаз не смог бы меня обмануть. Шварц заставил ее страдать вместо себя. Силясь обрести равновесие, она оперлась на рассеченное колено; я замер в оцепенении, а когда бросился, чтобы поддержать ее, то место, где она стояла, уже опустело. Мы не видели, как она падала, и не слышали крика. Всполошенные падением тела, пять или шесть птероркусов кружили какое-то время над жерлом воронки, но вскоре успокоились и они.
— Бруц, кто вас учил так стрелять? — спросил я, когда начальник службы безопасности Оркус-Отеля сумел-таки выбраться из кустов.
— Честно говоря, я ожидал что-нибудь вроде «спасибо» или «какое счастье, что вы появились так вовремя», — спокойно ответил Бруц. Мою неблагодарность с лихвой восполнил Абметов. Говорить он был не в силах и, поэтому просто повис на шее у Бруца.
— Ладно, ладно, — успокаивал он Абметова, — все позади. Вы не ранены?
Абметов был цел и невредим, но, зато, в глубоком шоке.
— Кого это я ухлопал? — спросил Бруц у меня.
— Бланцетти, — коротко ответил я. Бруц поднял брови; я пояснил: — Некое лицо выдавало себя то за Бланцетти, то за Шварца — он, кстати, есть в списке пятнадцати подозреваемых. Но торговца сувенирами убил не он. И не она, если угодно.
Бруц выслушал, но ничего не понял. На принятие решения у него ушло не более полминуты:
— Надо отсюда уходить, — сказал он и вызвал флаер.
Через минуту подлетел флаер, мы кое-как загрузились и полетели к тому лысому холмику, где я оставил Татьяну.
— Дидо взяли? — спросил ее Бруц.
— Полиция все еще гоняется за ним по джунглям, — деловито ответила Татьяна. По всей вероятности, о том, что происходит, она была осведомлена гораздо лучше меня.
— Ну и черт с ними, Дидо — не наша забота, — ответил Бруц, — возвращаемся в отель.
— Стойте, — спохватилась Татьяна, — а Бланцетти? Куда вы ее дели?
Мы переглянулись — нужного ответа у нас не было.
— С ней все в порядке, — заверил ее Бруц.
10
Оказавшись у себя в номере, я почувствовал некоторое облегчение. Татьяна хлопотала над Абметовым, который, по-прежнему, был несколько не в себе от пережитого.
— Где вы так его укатали? — показывая на бледного Абметова, спросила Татьяна.
— Чуть было не сорвался в пропасть, — объяснил я ей.
Татьяна редко когда верит мне на слово.
— Это правда, господин Бруц? —спросила она.
Бруца осенило:
— А ведь и в самом деле, какая незадача вышла! Господин Абметов и госпожа Бланцетти, позабыв о всякой осторожности, спускались к Большой Воронке. Внезапно, Бланцетти потеряла равновесие, упала и стала сползать к самом обрыву. Господин Абметов бросился ей на помощь, но не только не помог — он сам едва избежал смерти. Господин Ильинский прибыл на место слишком поздно. Не говоря уже обо мне — меня там и вовсе, можно сказать, не было. Я все правильно излагаю?
— Нет, — возразил я, — все было не так. Бланцетти мы в глаза не видели с тех пор, как Дидо полез вниз по склону. Потом, мы с доктором прогулялись к краю воронки, он, и в самом деле, чуть не свалился в пропасть, но я его спас. Где была в то время Бланцетти, и где она сейчас — мы не имеем ни малейшего понятия.
— Не забывайте, там осталась ее нога, — простонал Абметов.
Теперь нехорошо стало Татьяне.
— Перестаньте меня пугать! Какая еще нога? Бланцетти оторвало ногу? А если она сорвалась в воронку, то почему вы не вызвали спасателей? Что тут происходит, в конце-то концов?!
Я стал ее успокаивать в том духе, что, мол, только злые дяди и тети пострадали, а за них и переживать нечего. А если она успокоится и даст нам время обмозговать все, как следует, то я непременно обо всем ей расскажу. Но — чуть позже.
— Ты уже в третий раз говоришь «позже», — сосчитала Татьяна.
— Ногу я скинул в воронку, — спокойно сказал Бруц, дождавшись пока я закончу увещевать Татьяну, — а следы крови смоет первый же тропический ливень. Но в любом случае — я ничего не видел и даже близко к тому месту не подходил. Хватит с вас того, что я вас спас.
— Кстати, как вы-то там очутились? — спросил я его.
— По чистой случайности. Знаете, сегодня утром я случайно зашел в номер Дидо вместе с горничной и обнаружил там несколько вещиц из той самой сувенирной лавки. Естественно, я вызвал полицию. Мы устроили облаву у Большой Воронки. Я нашел вас, а полиция, я надеюсь, нашла Дидо…
Было не совсем ясно, что из рассказа Бруца правда, а что — ложь.
— Теперь ваша очередь рассказывать, господа. Кем был тот тип, которого я подстрелил? Начните вы, господин Ильинский, — попросил он меня. Я изумился:
— Помилуйте, вы — подстрелили?! Да вас там и рядом-то не было. О чем, собственно, вы говорите?
— Да ладно вам… я же серьезно спрашиваю, — скривил физиономию Бруц.
— А я серьезно отвечаю. Один из постояльцев отеля выдавал себя то за мужчину по фамилии Шварц, то за женщину по фамилии Бланцетти. Очевидно, он решил, что мы его разоблачили и поэтому попытался нас с господином Абметовым убить. Вы нас спасли. За это можете просить у меня что угодно, кроме информации. Большего я вам сказать не могу, вы уж извините великодушно…
Бруц нехотя извинил.
— Хорошо, на сегодня с вас, пожалуй, хватит. Не покидайте отель не предупредив меня. А я пойду заявлю об исчезновении Бланцетти, — сказал он и ушел.
— Я все еще не верю, что это были они… — тихо прошептал Абметов.
— Что вам еще нужно, чтоб вы поверили? Хотите вы этого или нет, но Бланцетти была гомоидом.