Из шестого модуля вышел белый скафандр. Берх поднял камешек, чтобы швырнуть им в астронавта (как потом оказалось, это был Зимин). Зачем я это делаю, придумаю, если попаду, подумал Берх. «Что за чертовщина!» — выругался он вслух, — «Откуда, черт побери, он взялся…» Испугавшись, что через систему контроля его услышат на станции, он машинально попытался прикрыть себе рот ладонью, но помешал шлем скафандра. Удивление Берха было вызвано не появлением на поверхности Плерома неизвестного астронавта, а тем самым камешком, который Берх собирался бросить. Камешек был оплавлен точно так же, как образцы, найденные у разлома. Резкая, внезапная боль между средним и указательным пальцами руки, сжимавшей камешек, заставила его выронить находку. На мгновение, ему показалось, что камень обжег его сквозь скафандр. Ну и нервы стали, подумал Берх и, как мог, почесал ладонь. То, что он принял за ожог, было всего лишь уколом упругой синтетической ворсинки, случайно попавшей под тонкую нижнюю перчатку.
Берх поднял камень (тот же или очень похожий), присел на ближайший валун и постарался сосредоточиться. Происхождение только что найденного камня не вызывало никаких сомнений — он был осколком раздробленной взрывом скалы. А скалу взрывали, когда строили шестой модуль, поскольку Берх находился прямо над ним. «Если примеси окажутся точно такими же, а они обязаны оказаться такими же — простого совпадения тут быть не может — то получается, что Сторм взорвался или… или его взорвали…» — вихрем проносилось в его голове. Ему захотелось немедленно вернуться на станцию и все проверить. Но как объяснить астронавтам столь скорое возвращение? Они могут подумать, что он струсил, а могут и заподозрить чего… На ватных ногах Берх спустился вниз и повернул к ангару. В ангаре его встретил Зимин.
— А я уж думал, что вы заблудились, — сказал он, — смотрю, транспортер здесь, а вас нет…
— Немного побродил по округе, — объяснил Берх.
— Следовало бы экономить силы — дорога к разлому не из легких, —предостерег его Зимин.
— Да я уже понял, — буркнул Берх.
Зимин еще раз рассказал Берху, как управлять транспортером. Берх поблагодарил его за такое участие, но зачем Зимин явился в ангар, спрашивать не стал. Ему хотелось как можно быстрее остаться наедине со своими мыслями.
В те инструкции, что давал ему Зимин, Берх особенно не вникал, поэтому лишь выйдя из освещенной зоны, он понял, что транспортер не умеет ходить впереди хозяина, а только следом — как лошадь. Я допускаю, что Берх в тот момент подумал не про лошадь, а про кого-нибудь другого, поскольку — почти уверен — лошадей он никогда не видел. Прожектор транспортера светил в спину, и Берх отбрасывал тень прямо себе под ноги — было еще хуже, чем если бы прожектор не светил совсем. Дорога была ужасной — приходилось искать опору не только ногам, но, порою, и рукам. Первый километр Берх преодолел за тридцать пять минут. Затем дело пошло быстрее: отметка два с половиной километра была пройдена через час пятнадцать после выхода из ангара. На отметке два с половиной километра Берх решил, что свою задачу он выполнил и залез в транспортер. Но и там ему не удалось поразмышлять о неожиданной перемене, произошедшей в ходе расследования — транспортер болтало и раскачивало так, что даже выбравшись из него у края разлома, Берх продолжал еще какое-то время трястись. С неимоверным трудом он спустился на пологий скат и собрал несколько оплавленных кусочков породы.
Обратный путь занял у него не более получаса.
Берх зашел к себе в каюту, чтобы передохнуть и собраться с мыслями. А от них у него уже начинала пухнуть голова. Войдя в каюту, он плюхнулся на кровать.
Обвал края разлома был вызван искусственно, с помощь направленного взрыва — это Берх считал установленным, хотя, для очистки совести, следовало бы провести сравнительный анализ образцов, взятых с насыпи, и тех, что подобраны у разлома. Затем, не мешало бы смоделировать взрыв на нейросимуляторе и сравнить полученную картинку с показаниями сейсмографа. И нечего гадать, каков будет результат. Но Вэндж с Зиминым не походили на убийц, а по работе Берху доводилось встречать и убийц. Пускай Вэндж чересчур надменен, а Зимин никогда не упустит шанса съязвить… Берх вспомнил про кошку. Кошки и коты на станциях — не редкость, но он не мог припомнить ни одного случая, чтобы на космической станции произошло убийство. Астронавты порою гибнут — из-за неисправности техники, из-за беспечности или халатности. Часто удается найти виновных, но чтоб умышленно… В это Берх не мог поверить. И потом, если бы Вэндж с Зиминым задумали убийство, они бы организовали такой несчастный случай, что не подкопаешься, а тут — сущее дилетантство. Ошибка на ошибке. Или они настолько уверены в своей безнаказанности, что плевать хотели и на Берха, и на комиссию из АККО и, вообще, на любого, кто затеял бы проводить расследование. Ему стало жутковато. Берх никогда не страдал клаустрофобией, но в замкнутом пространстве станции ему явственно чувствовалось, что любой его шаг, любое неосторожное слово, даже любая мысль могла легко стать достоянием всех. В данном случае — Вэнджа и Зимина. Может быть вон та черная точка на потолке — это глаз телекамеры, и в этот самый момент они наблюдают за ним, пытаясь по выражению его лица догадаться, о чем он думает, что чувствует. «Черта с два вам», — буркнул Берх, перевернулся на живот и уткнулся в подушку. Что могло послужить причиной убийства? Вариантов всего два — либо проводимые на станции исследования, либо личность самого Сторма. Правда, нельзя забывать о том, что Сторм исчез или, теперь уже наверняка — погиб, всего за неделю до прибытия комиссии АККО. И про смерть его предшественника тоже нельзя забывать, хотя с ней, вроде, все чисто…
Подошло время обеда. Берх с трудом заставил себя встать, сполоснул лицо холодной водой и пошел в столовую, соображая по дороге — отравят ли его прямо сегодня или прежде выяснят, что ему известно об убийстве Сторма.
Во время обеда Вэндж и Зимин не обратили никакого внимания на то, что Берх не стал есть приготовленное ими картофельное пюре с натуральным копченым мясом, а вместо этого открыл себе новую банку консервированных овощей, хотя старая, открытая накануне, была пуста лишь на две трети. После нескольких формальных вопросов касательно похода к разлому, они и вовсе перестали его замечать и весь обед проспорили о каком-то спутнике, который они вот-вот должны запустить по направлению к Карликам.
Берх безо всякого аппетита глотал холодные, острые овощи, время от времени прислушиваясь то к разговору астронавтов, то к своим собственным мыслям. Видел ли его Зимин на насыпи? Нет, вряд ли — Берх находился в тени, луч прожектора шел над его головой. Черт, он опять забыл про систему контроля — она сообщает на станцию о каждом его шаге. Надо понять, можно ли ее у себя отключить. Передавший ему дело Сторма сотрудник АККО убеждал его, что астронавт, находящийся на поверхности планеты, не в состоянии самостоятельно отключить у себя систему контроля — так специально задумано на случай, если из-за внезапного помрачения рассудка, например — из-за мании преследования, астронавт решит прервать связь со станцией. Такие случаи бывали, но не на Плероме.
От овощей уже начинало подташнивать. Берху пришлось громко пожелать астронавтам приятного аппетита, чтобы они обернулись. Обернулись, сказали дружно «спасибо» и снова отвернулись — как ни в чем ни бывало.
Берх спустился в лабораторию. Со вчерашнего вечера здесь ничего не изменилось. Предыдущие образцы породы лежали рядом со спектрометром — так, как он их и оставил. Берх не стал их трогать — не случайно он подобрал у разлома новую партию оплавленных осколков. Осколки с насыпи сложил отдельно — дабы не перепутать. И включил спектрометр-анализатор. Результат оказался ожидаемым, но не категоричным: сходство в примесях составило шестьдесят пять процентов. Для версии Берха такое совпадение годилось.