Яна подтвердила слова Ларсона в отношении совещания, но когда я, скорее в шутку, чем в серьез, спросил ее, чем она занята, ее ответ, точнее, ее реакция показалась мне необычной. До сегодняшнего дня, услышав подобный вопрос, она либо отвечала все как есть, либо отшучивалась, говоря, что порученное ей дело страшно секретное, и Шеф с нее голову снимет, если она станет болтать о нем даже сама с собой. А я тогда переспрашивал, мол, уверена ли она, что Шеф имел в виду именно голову, а не что-нибудь из одежды. После этого ей полагалось покраснеть, назвать меня пошляком и послать куда подальше. Сегодня она готова была послать меня прямо сразу, но не сделала этого, а начала бубнить что-то крайне невнятное про какое-то срочное поручение. При этом, она старательно прятала от меня свои очаровательные серые глазки. Я не стал ее больше смущать, попросил только, как появится Шеф, дать мне знать. Просьба была пустой формальностью — просто способ вежливо завершить разговор.
Велев сотрудничать с Виттенгером, Шеф не уточнил насколько тот посвящен в наши дела. С тех пор как мы виделись последний раз, инспектор резко продвинулся по службе. Не знаю, как насчет репутации, но связи у Шефа остались на прежнем уровне. Продвижение по службе, вероятно, и было своеобразной платой за молчание. И за лояльность. Теперь Виттенгера надлежало именовать не иначе как «господин полковник». Когда я связался с ним для того, чтобы назначить встречу, он уже обживал свой новый кабинет и пока мы разговаривали, я пару раз слышал, как с другого терминала к нему обращались голосом секретарши: «Господин полковник, вас вызывает майор такой-то» или «Господин полковник, начальник такого-то управления просит назначить ему время для доклада». А Виттенгер в ответ небрежно бросал: «Пусть подождет» или «Назначьте сами, но только не в понедельник, не во вторник и не…» — и перечислял все дни недели. Мой босс секретарш не держит принципиально, поскольку считает, что в Отделе должны работать только профессионалы. И еще, Шеф убежден, что ни одной секретарше нельзя доверять. Поэтому бедной Яне приходится работать за двоих.
Ко мне Виттенгер отнесся более благосклонно, чем к тому начальнику управления и предложил увидеться завтра утром. О месте встречи мы должны будем договориться отдельно — Виттенгер пообещал перезвонить. Я так понял, ему не хотелось говорить об этом из кабинета.
Таким образом, день у меня выдался свободный, хотя и немного подпорченный — Янина скрытность никак не вязалась с тем, что накануне Шеф неожиданно посвятил меня в детали дела Сторма. Ее странное смущение наводило на мысль, что Шеф дал ей поручение, непосредственно связанное со мной. Мне хотелось немного отвлечься, и я почитал остальные рассказы из «Сборника космических историй». Но отвлечься мне не удалось. Причиной тому послужил последний рассказ из «Сборника…» — «Чужие крылья» — так он был озаглавлен. Рассказ написал некий Антон Свешников — до того момента мне неизвестный. По понятным соображениям, я не стану приводить текст полностью.
В это время года западный ветер высушивает слезу от попавшей в глаз песчинки раньше, чем слеза успевает докатиться до ямочки на щеке, поэтому отъезжающих не одолевает ностальгия, а, наоборот, их охватывает желание уехать из этого гиблого места как можно скорее. Но среди отъезжающих есть и такие, кто находит романтичным заход солнца за Джамаль Марру, когда отбрасываемая горою тень, внезапно ускорившись, накрывает собою тридцатиметровый пилон Космопорта и устремляется на восток, к океану. Впрочем, ни для кого не секрет, что из-за кривизны поверхности Земли, дальше Эн-Нахуда она никогда не забиралась.
Старая часть Ньялы по самые крыши занесена песком, и тем большим анахронизмом выглядит воздвигнутый на окраине города, гигантский серый параллелепипед здания Центра по Подготовке к Полетам. По ночам протянувшиеся на несколько километров коридоры Центра заполняет синий дежурный свет — ночью по зданию никому кроме уборщиц ходить не положено. Напротив четырнадцатого бокса пол отливал изумрудной зеленью — верный признак того, что свет в комнате включен. Пробившись из-под двери, свет смешался с синевой дежурного освещения. Уборщица, по всему видать, человек здесь новый, долго терла изумрудный налет средством против солнечных зайчиков. Видя, что у нее ничего не выходит, уборщица взяла швабру и, боязливо оглядываясь по сторонам (не дай бог начальство заметит), стала загонять струящийся из-под двери свет обратно в комнату.
Марк сидел спиною к дверям и о манипуляциях уборщицы не догадывался. Ему было не до уборщиц — он терпеливо уговаривал портативный Вычислитель поделиться очень важной для него информацией. Вычислитель сетовал на то, что запрашиваемая информация чересчур секретна и не может быть предоставлена кому попало. Но Марк не был кем попало, — он был одним из тех счастливчиков, кому не далее, как завтра (а точнее — уже сегодня) предстояло пустится в первое в истории человечества межзвездное путешествие к далекой Альфе Кентавра. В конце концов, Вычислитель сделал вид, что принимает поддельный пароль за чистую монету и допустил Марка к базе данных Обсерватории. По экрану поползли колонки цифр, для наглядности сопровождаемые змеевидными графиками.
Марк удовлетворенно потер руки — цифры и графики были что надо. Все его расчеты оказались верны, в чем, тем не менее, стоило лишний раз убедиться. Единственным, кто мог бы уличить Марка в незаконном вторжении, был его друг Энтони. Энтони работает в Обсерватории, но сейчас он в отпуске — Марк истратил половину аванса за предстоящий полет, дабы отправить своего друга в кругосветное путешествие — подальше от Обсерватории. Энтони не подозревал, что кругосветное путешествие организовано Марком — он думал, что выиграл его во всемирной лотерее.
Столь необходимые Марку данные шли от огромного радиотелескопа, висевшего высоко над Землей и нацеленного на чрезвычайно далекий космический объект, настолько далекий, что выглядел он на несколько веков моложе своих истинных лет (т.е. имел свойство, которое обычно приписывают женщинам). Однако, одним только умением приуменьшать свой возраст на расстоянии, свойства объекта не исчерпывались. В толковом астрономическом словаре об этом объекте не было и полслова — таким незначительным он казался составителям словаря.
Будь уборщица полюбопытнее, она не преминула бы заглянуть в замочную скважину и тогда б ей открылось странное зрелище: полуголый молодой человек торопливо вышагивает взад и вперед по комнате, бормочет какие-то непонятные слова, время от времени нагибается к клавиатуре Вычислителя, тыкает в нее пальцем, затем, смотрит в экран и с заговорщическим видом удовлетворенно ухмыляется. Следующая сцена привела бы старушку в священный трепет: цифры на экране сменились нотным станом, и молодой человек, поглядывая в ноты, замурлыкал себе под нос неизвестный на Земле мотивчик.
И тогда бы она, конечно, донесла своему начальству о странном поведении обитателя четырнадцатого бокса, а начальство, в свою очередь — руководству экспедиции, и план Марка провалился бы с самого начала.
Но старушка была не любопытна, и Марку все сошло с рук. В начале четвертого утра он выключил Вычислитель, выпил стакан молока из холодильника и отправился спать. Ему и вправду нужно было отдохнуть, ведь путь предстоял неблизкий — на двадцать лет корабль со странным названием «Свирепень» покидал Землю, чтобы со скоростью в девять десятых от скорости света сгонять до Альфы Кентавра и обратно.
По поводу названия корабля шутники рассказывают вот какую историю. Проект экспедиции назывался просто: «Миссия Альфа Кентавра». Имя же кораблю, ввиду важности и уникальности предприятия, следовало выбрать путем добровольной лотереи, проводимой среди выдающихся ученых и путешественников. С другой стороны, традиционно, название корабля, вместе с изображением талисмана, наносят специальной, сверхустойчивой переводной картинкой чуть ниже командного отсека и чуть выше кормы. Панцирь для корабля ковали в Туле — почему, никто не знает. Тамошние умельцы, не долго думая, нанесли понравившееся им название на свежеискованный корпус будущего звездолета и, тем самым, закрыли проблему. Сперва их хотели наказать, а панцирь — перековать, но потом оставили все как есть — пока искали виновных к названию успели привыкнуть. Следует только заметить, что люди серьезные в эту историю нисколько не верят.