Выбрать главу

Снова мимо. По словам Лоры, в письме Перка фигурировали только Абметов, Франкенберг и Эмма Перк — никаких новых имен в нем не было. Лора, собравшись с духом, спросила:

— Вы так и не ответили мне, что вы собираетесь делать с ребенком. Прошу вас, оставьте его мне. Мы улетим с Фаона — куда скажете, хоть — на Землю. Я сделаю все что угодно, лишь бы никто никогда не заметил, что он не человек.

— Вы не всесильны, вы не знаете, что от него можно ожидать. Какое у него сублимационное число?

— Так спрашивают про породу собаки! — с негодованием воскликнула она.

— И все же…

— Чуть меньше единицы и, в отличие от Антреса, Альм абсолютно безопасен для людей… Даже наоборот…

— Откуда вам известно про сублимацию? Из письма Перка?

— Да, из него.

— Следовательно, он описал и ту модель, что использовалась при создании Альма-младшего.

— Нет, он упомянул только сублимационное число. И то, лишь для того, чтобы я не боялась мальчика так же, как Перк боялся Антреса.

— И больше ничего? Неужели он никак не описал, что из себя представляют гомоиды, как они устроены, что у них творится внутри, в голове, наконец. Я, к сожалению, абсолютно не владею вашей биологической терминологией, поэтому, наверное, несколько по-дилетантски формулирую вопрос, но вы же меня понимаете?

Она кивнула:

— Конечно понимаю. И Перк прекрасно понимал, что найдется кто-то, кто будет задавать подобные вопросы, поэтому не оставил ни мне, ни вам, ни единого намека.

— А может, все-таки, оставил? Но вы, не желая, чтобы тайна происхождения Альма-младшего вышла наружу, уничтожили материалы исследований.

— Думайте, что хотите…

— Но сами-то вы представляете себе, кем он станет, когда вырастет. Чем-то же он будет отличаться от всех остальных людей.

— Он будет добрее…

— Это я уже понял, а еще?

— Еще… Мы не заметим ничего такого, чего не замечаем в других людях — люди ведь тоже разные… Если ребенок вырастает в обезьяньей стае, могут ли обезьяны понять, чем он отличается от них? И может ли человек, выросший среди обезьян, догадаться, что он не такой как они, что он способен на что-то, что обезьянам недоступно.

— Но мы не обезьяны.

— Это только пример. Сколь бы не был ребенок гениален от природы, никто об этом никогда не узнает, если его не учить хотя бы азам того, в чем он мог бы стать гениальным. Поэтому мы учим детей всему подряд — ведь заранее никогда не известно, что ему пригодится в жизни. А чему мы можем научить Альма? Только тому, что знаем сами. Следовательно, и его отличия от нас будут укладываться в наши, человеческие рамки. Поэтому, будь что будет. Пусть растет среди людей, и пусть эти люди никогда не узнают, кто он и откуда… Вы согласны?

— Согласен. Но кроме того, что он — гомоид, он еще и андрогин. Вы вряд ли сумеете это скрыть. Если Альму потребуется медицинская помощь, то любой врач без труда определит в нем гермафродита.

— Не забывайте, что я тоже врач, — напомнила она. У меня мелькнула догадка:

— Вы хотите сказать, что собираетесь, как бы это помягче выразиться, внести необходимые исправления…

— Уже внесла. Оставшиеся отклонения встречаются и у людей. Теперь он мальчик, а когда вырастет — станет мужчиной не хуже вас, — и она с улыбкой оглядела меня с головы до ног.

— Ну это мы еще посмотрим, — сказал я и расправил плечи. И тут же спохватился: — Но детей у него быть не может — от обычной женщины, я хочу сказать.

— У гомоидов не могло быть детей ни от кого. В том числе, и от самих себя. Франкенберг был, конечно, гениальным ученым, но не настолько… — на любой мой довод у нее находился ответ. —Я не думаю, что его идея соединить в мыслящем существе все, на что это существо могло бы опереться в жизни, слишком удачна. Излишняя полнота провоцирует распад — как превышение критической массы. Я исправила его ошибку. В конце концов, точки опоры должны быть разнесены в пространстве, чтобы придать устойчивость… постойте… — она схватила меня за руку, думая что я собираюсь снова войти в ту комнату.

Но я встал вовсе не для этого.

— Я уже сказал вам, о ребенке никто не узнает — он останется с вами. Улетать с Фаона я вам не советую — здесь вам есть к кому обратиться за помощью.

Лора обещала подумать над моим предложением. Я улетал из поселка переселенцев с двойственным чувством. Я нашел четвертого гомоида и мог считать свое задание выполненным. С другой стороны, финал оказался не таким, как я ожидал. И я мысленно согласился с Лорой: «будь что будет».

7

С самого утра, на синхронизированном календаре стоит восемнадцатое октября. За минувшую неделю произошло несколько событий — и хороших, и не очень — в зависимости от того, с какой стороны посмотреть. Берх пошел на поправку — это хорошо с любой стороны. Позавчера врачам удалось вывести его из комы. Но слишком обнадеживаться не стоит — память вряд ли когда-нибудь к нему вернется. Он начнет жизнь с чистого листа, и там уже не будет ни меня, ни Татьяны, ни Шефа, ни Плерома. От одних я слышал, что Бог наказывает людей отнимая у них разум. Плером отнял у Берха память — прижизненная реинкарнация, — так называют это другие. Le petit mort — сказала Татьяна, но не думаю, что она права.

Шеф всерьез занялся поисками членов Трисптероса среди сотрудников Редакции; это дело он ведет сугубо лично и о результатах мне ничего не известно. Ларсон исследовал останки Лесли Джонса, но, как и следовало ожидать, ничего «нечеловеческого» не обнаружил.

Виттенгер куда-то исчез, но не в том смысле, в каком исчез Сторм, а обычном, то есть не отвечает на мои сообщения, интерактивной связи с ним нет и, похоже, он улетел с Фаона. Вероятно, по поручению Шефа.

Лора Дейч с Альмом-младшим также покинули Фаон, но, в отличие от Виттенгера, навсегда. Я так и не смог убедить ее остаться. Она даже не разрешила проводить ее до космопорта.

Пришло два неожиданных письма. Первое — от Абметова — из камеры предварительного заключения. Наверное, он хотел, чтобы последнее слово осталось за ним. Но оно в любом случае будет за ним — перед вынесением приговора, я имею в виду. Абметову не дает покоя мысль, что и он и его тайное общество явили себя перед людьми, совершив преступление, а не благодеяние. Заочно, он старался убедить меня, что смерть торговца — не более чем случайное стечение обстоятельств. Они с Бруцем хотели только обыскать лавку и заглянуть в компьютер хозяина, когда тот неожиданно вернулся. Тодаракис первый бросился на них с шокером. Справиться с двоими ему оказалось не под силу, но убивать его никто не собирался — только оглушить. Дальше в письме Абметов пускался в свою обычную риторику по поводу «настоящего знания», о несовместимости такого знания с насилием, ну и о прочих, подобных вещах. В принципе, я готов ему поверить, но вот поверит ли суд. «Неумышленные убийства тоже вредят туризму», — так сказал один из судей корреспонденту теленовостей. Еще, Абметов просит меня не раскрывать на страницах «Сектора Фаониссимо» Трипстерос («известное вам название» — так он написал). Но это не от меня зависит, а от Редактора. Учитывая, что в Трисптеросе состоял один из сотрудников Отдела, вряд ли Шеф захочет раскрывать Трисптерос. Абметов клялся, что кроме Номуры, никаких «кротов» он к нам не подсылал. Да и про Номуру Абметов сказал что, мол, он уже давно никакого активного участия в деятельности Трисптероса не принимал, а с гомоидами согласился помочь, только после того, как Антрес, взорвав завод, убил его брата. Не знаю, верить ли ему или нет… То сообщение на флаер прислал Абметов — для поддержания духа, так сказать.

Прежде чем приступить ко второму письму, закончу с Абметовым и его компанией. Суд над доктором состоится через две недели. Фил Шлаффер остается главным свидетелем обвинения — он видел Абметова выходящим из задней двери сувенирной лавки в то самое время, когда, предположительно, произошло убийство. Сэм Бруц проходит по делу как сообщник. О Трисптеросе в оркусовских криминальных новостях — ни полслова. Братство дрэггеров — астронавтов-испытателей из Сектора Улисса — мы проверили. Есть у них и свой символ, с виду, весьма похожий на трехкрылый треугольник, только на нем ковши вместо крыльев. И носят его не на груди. Как гностики — во времена гонений, Бруц хотел выдать свой тайный знак за чужую эмблему. Бруц, как ни странно, и в самом деле, служил когда-то астронавтом-испытателем и был знаком с Номурой. Про Абметова ничего подобного установить не удалось.