Сторонники этик-фракции прочно держались за старые, проверенные методы, которые описывали чужие народы и культуры в понятиях, признанных всей западной наукой, чтобы таким образом сохранить обманчивую претензию на обьективность. Это предпосылка традиционной этнографии, рассматривающей все «чужое» или «другое» как бы со стороны и пытающейся описать его привычными терминами. А сторонники эмик-фракции считали, что такой способ исследования наблюдаемых феноменов не может привести к истине, поскольку при этом остается скрытой сама основа явленияй. Они стремились к этнографии изнутри, которая описывает чужие культуры с точки зрения и в понятиях их членов и таким образом открывает нам доступ в эти культуры, доступ, которого старая антропология никогда не имела.
«Учениями дона Хуана» и своей последующей докторской диссертацией, ставшей основой для третьей книги «Путешествие в Икстлан», Кастанеда заявил себя как предвестник нового потока. Никогда прежде ни одному антропологу не удавалось столь глубоко проникнуть в способ жизни и мышления чужой культуры и представитель ее так живо и наглядно. Все сторонники эмик-фракции, и прежде всего научный руководитель докторской работы Кастанеды Харольд Гарфинкель, были в восторге. И несмотря на непризнание и попытки дескредитации со стороны этик-фракции, целое новое поколение этнографов отправилось по следам Карлоса Кастанеды на поиски шаманов, знахарей и целителей.
Для Кастанеды, однако, его работа с самого начала не ограничивалась тесными рамками антропологии. Он поясняет: «Точка зрения, что искусство, магия и наука не могут существовать в одно и тоже время на одном и том же месте — устаревший реликт аристотелевских категорий. Мы должны наконец оставить позади себя в науках об обществе ХХI столетия этот вид ностальгии. Само название «этнография» слишком однобоко, потому что согласно ему, только писание о других культурах является особой антропологической активностью, в то время как этнография в действительности характеризуется именно пересечением со многими другими дисциплинами жанрами. Поэтому и сам этнограф является каким угодно, но не монолитным — напротив, он должен быть многосторонним и подвижным, точно таким, как культурные феномены, с которыми он встречается в облике «другого» (К. Томпсон. «Портрет одного мага»).
Это высказывание убедительно показывает, что Кастанеда не ограничивает эмик-аспект своих произведений только содержанием последних, но видит свою задачу в переносе его на внешние явления. Его книги не только повествуют о магических процессах — они сами являются актом магии. И сам он не только писатель, но — шаман который видит свою задачу не в том, чтобы представить специалистам необходимые факты, но в том, чтобы рассказать всем интересующимся о новых возможностях. Типичной характеристикой шаманской практики является разрушение границ, которое здесь проявляется в отказе от разграничивающих науку, магию и художественную литературу линий. Именно этот магический искусный прием и сделал произведения Кастанеды интересными не только для узкого круга специалистов, но и для широкого круга читателей.
Итак, первая публикация «Учений дона Хуана» была встречена восторженно как литературной критикой, так и представителями контркультуры, которая в конце шестидесятых годов достигла своего расцвета. Один из теоретиков контркультуры, Теодор Росчак, провел в 1968 году интервью с тогда еще малоизвестным Кастанедой — и лавина обрушилась. Спрос на «Учения дона Хуана» был столь большим, что издательство «University of California Press» не могло с ним справиться и передало издание книги большому издательства «Ballantine». И уже в 1969 году первенец Кастанеды был продан в невиданно большом количестве — более 300тысяч экземпляров.
Его читатели рекрутировались вначале из революционной молодежи движения «Нью-Эйдж», из хиппи, из людей, порвавших с обществом, из поклонников индейцев, из наркоманов и других аутсайдеров, которые думали что нашли в Кастанеде еще одного апостола их сомнительного образа жизни. Его имя было поставлено в один ряд с именами Вильяма Барроуза, Тимоти Лири и Алана Уотса, с которыми у Кастанеды не было ничего общего, если не считать опыта с приемом психоделиков. Ведь он написал «Учения дона Хуана» не для того, чтобы пропагандировать новые возможности бегства от реальности, но чтобы показать легкомыслие нашего кажущегося представления о прочной действительности. С точки зрения магов, разглагольствования наркомана ничуть не лучше и не хуже, чем повседневность, в которой живет обычный человек.