Мы так увлеклись, что не сразу заметили, как все вокруг стихло. Я глянул вперед: на кафедре, прямо на столе сидел человек. Судя по его позе и скучающему выражению лица, он сидел там довольно давно. Более того: у меня было полное впечатление, что он находился там с того самого момента, как мы вошли в аудиторию. Но по каким-то причинам решил обнаружить свое присутствие только сейчас. Та же самая мысль, по-видимому, посетила и все тридцать человек, которые вылупились сейчас на него с недоумением. Это, безусловно, был доктор Кастанеда.
Смуглый, слегка обрюзгший, он был похож на старого волка, который, несмотря на то что уже не может так быстро гоняться за дичью, все еще держит в страхе всю стаю.
Когда всеобщая тишина и любопытство стали плотными настолько, что их можно было уже потрогать, Кастанеда легко соскочил с кафедры и подошел к парню, сидящему на первом ряду. Затем взял со стола две книги, покачал их в руках, как бы прикидывая на вес.
— «Сказки о силе», — звучно сказал Кастанеда и шлепнул первую книгу на стол. — «Второе кольцо силы». — Последовал второй шлепок.
Затем он обвел глазами аудиторию.
— Пожалуйста, поднимите руки те, кто пришел сюда за Силой, — попросил он.
Это была именно просьба, а не приказ: нам дали понять, что у нас есть выбор. Я задумался и не стал поднимать руку: по здравому размышлению, я не пришел сюда за силой. С десяток рук взметнулось вверх; Тед тоже поднял руку.
— Очень хорошо, — кивнул Кастанеда. — Благодарю за внимание, вы можете идти.
Мы непонимающе смотрели друг на друга… никто не решался выйти.
— Те, кто поднял руки, могут идти, — повторил Кастанеда. — Не задерживайте остальных, пожалуйста.
«Пришедшие за Силой» нерешительно стали подниматься со скамеек и, пожимая плечами, направились к выходу.
— А теперь будьте добры, поднимите руки те, кто не пришел сюда за Силой, — сказал Кастанеда, сделав ударение на слове «не». И посмотрел на меня — поверх остальных, сидящих впереди.
Я поднял руку не глядя, кто еще поднял руки.
— Вы тоже можете идти. Всего хорошего. Вместе со мной вышли человек десять. Еще десять человек остались в аудитории. За дверьми стояли те же незнакомые женщины; в руках у одной был ящичек с прорезью. Каждый выходящий должен был бросить свой сиреневый треугольник туда.
Тед ждал меня на улице. Я думал, он будет разочарован, но он еще больше светился и подпрыгивал.
— Что там? Что там? — коротко спрашивал он меня. — Кто остался, сколько? Вот везунчики; так, наверное, Карл ос отбирает достойных.
— Да уж, — усмехнулся я. — А мы с тобой, значит, лицом не вышли. Однако две сотни пропали зря.
Тед остался в университете ждать окончания занятия в надежде разнюхать, о чем говорил доктор Кастанеда. Я же отправился за город, в гости к другу.
Когда я вернулся, Ловенталь был уже дома. Не успел я войти, как он выплеснул на меня новость:
— Только представь себе, Джек: он два часа грузил им про феноменологию и восприятие, только и всего! Никто не хочет идти на семинар: платить за это занудство штуку баксов!
— Наверное, именно так Кастанеда и отбирает достойных, — пошутил я.
Но шутка моя неожиданно обернулась правдой. Позно вечером мне позвонили из университета и сообщили, что следующее семинарское занятие состоится завтра в четыре часа пополудни. Спустя минут десять раздался еще один звонок: тот же голос попросил позвать Ловенталя.
— Ну и ну! — сказал он, положив трубку. — Ты представляешь, завтра в восемь утра я должен быть на семинаре!
Как мы узнали позже, Кастанеда таким образом разделил группу на две части. Тем, кто совсем не поднимал рук и остался в аудитории, было предложено присоединиться к одной из двух групп по выбору; но из них пришли только двое; остальные, видимо, решили, что и в остальные дни будет так же скучно, как и на первом занятии.
Занимались мы в течение десяти дней без выходных. Это был, пожалуй, самый насыщенный из его семинаров (мне есть с чем сравнивать: после этого я занимался еще на трех семинарах у Кастанеды и, кроме того, посещал группы тенсегрити, которые вели его ученики).
Утром Кастанеда вел первую группу, вечером занимался с другой. Шестичасовое занятие выжимало из нас все соки. Тед приходил, когда я только начинал собираться к Кастанеде, и, не раздеваясь, валился на диван. Не в силах подняться, он порой лежал до самого моего прихода. Точно в таком же состоянии возвращался домой и я. Сам Кастанеда, похоже, совсем не знал усталости: к концу дня, после работы с обеими группами, он оставался бодр и весел. Кроме семинарских занятий, у нас была «домашняя практика»: доктор давал задания, с разбора которых начиналось занятие следующего дня. Мне было немного легче: я сразу ложился спать и назавтра у меня было полдня, чтобы выполнить задание. Тед же часто не успевал, (как, впрочем, многие в его группе).
Я знал, что доктор Кастанеда не разрешает использовать на своих семинарах диктофоны или фотоаппараты. Поэтому брал на занятия тетрадь и пару ручек. Так поступили многие, однако нам запретили что-либо записывать.
— Знание должно отпечататься в вас, — объяснил Кастанеда. — Глубина отпечатка и есть мера магического дарования.
Я не претендовал на «магическое дарование» и поэтому утром следующего дня записывал свои впечатления от занятий. Думаю, что так делали и остальные: в конце концов, нам было запрещено де-ать записи непосредственно на семинаре. За пределами аудитории у нас в этом отношении была полная свобода.
В своем семинарском дневнике я записывал не только то, что рассказывал и задавал нам Кастанеда, но и мои личные наблюдения и размышления. По сути, моя книга — не что иное, как те самые записи, лишь слегка отредактированные. Редакция не коснулась сути. Я только расшифровал сокращения и кое-что переставил местами. Кроме того, я незначительно изменил терминологию — для того, чтобы хотя бы немного отстраниться от понятий, которые ввел Кастанеда и которые теперь известны всем. Не подумайте, что они показались мне плохими или недостаточными: я просто хотел показать их новую сторону. Впрочем, понятия эти легко узнаваемы (например, вместо термина «точка сборки» я пишу «точка мира»; Кастанеда его тоже употреблял). Также слова Кастанеды — не его прямая речь, а мой пересказ того, что он говорил. Где-то, думаю, я писал то, что услышал.
— Знаю, вас удивило мое вчерашнее поведение, — начал Кастанеда. — Однако это было необходимо. Люди, стремящиеся к магическому знанию, делятся на две категории: на тех, кто ищет в магии Силы, и тех, кто ее не ищет. Брухо[1] говорят, что первые идут путем собаки (или койота) — ибо собака всегда ищет того, кто сильнее ее. Она может либо служить этой Силе — и тогда Сила за службу дает собаке свое покровительство и пищу. Либо, образно говоря, «подбирать крошки» — то есть служить не самой Силе, а сильному магу; тогда часть его Силы достается собаке.
Вторые — те, кому не нужна Сила, — идут путем волка. Волк уже обладает Силой. Все, что ему нужно — научиться этой Силой владеть, что подразумевает, прежде всего, не расходовать ее понапрасну. Не надо думать, что путь Собаки хуже или унизительнее, чем путь Волка. В служении Силе есть свое достоинство. Многие брухо отдают предпочтение служению, считая его более высоким путем. К тому же путь Собаки более безопасен.
Вы не пришли ко мне за Силой — значит, вы ею уже обладаете. У каждого из вас она проявляется по-разному. У кого-то — в виде таланта, у кого-то — в виде хорошего банковского счета. На самом деле это одна и та же Сила, и даже не в различных проявлениях, а в различных видениях.
Чтобы по-настоящему овладеть Силой, надо научиться видеть ее истинную суть. Перестройка видения — самое сложное в обретении Знания.
Вы (как, впрочем, и я) — дети европейского менталитета. Существующий мир имеет для вас жестко фиксированные формы. С момента — даже не рождения — с момента зачатия вас учили одному и тому же способу познания.
Вы думаете, что небо — это небо, а земля — это земля, что дома имеют ту форму, которую им дал архитектор, а в музыке вы все слышите одну и ту же гармонию. Между тем как все окружающее вас на самом деле не имеет четкой формы. Все это — Сила. Она принимает тот образ, на который настроено сознание человека. Именно поэтому люди так неуклюже пользуются ею. Точнее, думают, что пользуются. На самом деле Сила пользуется ими. Люди в рабстве у Силы.