Пусть, пусть у меня уродливая маска вместо лица и нет имени - зато у меня есть крылья.
Через неделю пустырь неподалеку от моего дома расцветился яркими шатрами и фургонами цирка-шапито. Все свободное время между вечерними выступлениями и утренними репетициями мы с братом проводили вместе - то у него в тесном, словно старый сундук, фургончике, то у меня на крыше. Мы не видимся по несколько лет, зато уж когда бродячее ремесло брата в очередной раз забрасывает его в этот город - мы почти не расстаемся.
Мы с ним похожи - оба голенастые, нескладные, с тонкими руками и ногами, с острыми коленками и локтями. Но ему повезло больше - у него настоящее человеческое лицо. Ну, почти человеческое - таких носов у людей не бывает, конечно. Но все равно... подумаешь, нос! Не всякий и обратит внимание.
Зато у меня есть крылья. Иногда я всерьез задумываюсь, согласилась бы я поменяться - крылья на лицо. И не знаю ответа. Я ведь умею летать.
Карлсон частенько присоединяется к нам. Они на удивление легко сошлись. С другой стороны, чему удивляться? До смешного непохожие внешне - один пузатый, круглолицый, с носом-пуговкой, другой тонкий, угловатый, длинноносый, они одинаково беспечные и неунывающие, одинаково любят посмеяться и подурачиться. Ко мне они оба относятся сочувственно и слегка покровительственно, мой угрюмый нрав кажется им, вероятно, чем-то вроде затяжной болезни. Разговаривая со мной, они то и дело перебрасываются озабоченными взглядами, словно два врача на консилиуме, и все время ищут способ развеселить, расшевелить меня.
А еще мы летаем вместе. Брат сидит на спине Карлсона. Он невелик ростом и легок телом, Карлсон утверждает, что даже его Малыш весит больше, хотя я-то слышу в жужжании моторчика натужные нотки. А мой брат, в свою очередь, уверяет нас, что ему нисколько не страшно, хотя я вижу, что всей его беспечности не хватит на то, чтобы не прислушиваться с легкой тревогой к этому гудению. Но оба стараются, чтобы развлечь меня. и я, в свою очередь, делаю вид, что наслаждаюсь полетом, нисколько не тревожась за них обоих...
В том, что мы познакомились с Бетан, виновата моя невнимательность. Люди временами появлялись на моей крыше, и обычно я была достаточно осторожна, чтобы не сталкиваться с ними. А тут расслабилась, отвлеклась... Это из-за брата. Когда он приезжает, я почти каждый вечер спускаюсь вниз, сижу у него в фургоне, куда каждую минуту может зайти кто-нибудь из его товарищей-циркачей, даже хожу с ним по улицам - пусть глубокой ночью, в темноте, но все же... В общем, отвыкаю от обычной осторожности.
Она стояла на крыше - на моей крыше! Точнее, не стояла, а топталась туда-сюда, словно исполняя непонятный танец, то подходила к самому краю, то отступала на несколько шагов. Я заметила ее, когда уже опускалась, сложив за спиной крылья. Взлетать было поздно. Крыша гулко отозвалась под моими ногами, и девушка вздрогнула и обернулась.
- Ты кто? - воскликнула она почему-то с возмущением в голосе, будто это я к ней заявилась, а не она ко мне. - Что ты здесь делаешь?
- Я здесь живу, - ответила я не менее возмущенно, забыв свой обычный страх перед нормальными людьми. - А ты что здесь делаешь?
- Я здесь умираю, - ответила она серьезно. - Вот сейчас вниз прыгну. Еще чуть-чуть постою и прыгну.
- Правда? - я удивилась. - А зачем?
Я ведь слишком мало общалась с людьми. Мой брат и Карлсон не в счет, их никак не назвать обычными. Откуда мне знать - может, это вполне нормально для молодых девочек.
- Потому что я некрасивая, - девушка шмыгнула носом и договорила, - и потому, что меня никто не любит.
Я по-прежнему ничего не понимала.
- А от того, что ты спрыгнешь вниз, ты станешь красивее?
Она покраснела.
- Ты издеваешься, да? Нет, я не стану красивее, только мне это будет уже все равно. А они все пожалеют.
- О том, что ты некрасивая?
- О том, что меня никто не любит!
Мы обе замолчали. Не знаю, о чем она думала, а я разглядывала ее лицо и пыталась понять, правда она некрасивая или нет. Я в этом плохо разбиралась. На мой взгляд, все у нее было нормально - два глаза, два уха, нос, подбородок...
Она опять заговорила:
- Каждого кто-то любит! Ну, про маму с папой говорить нечего... они, конечно, уже старые, но ведь все равно любят друг друга! У Боссе уйма друзей, даже у глупого Малыша есть этот его дурацкий придуманный Карлсон и еще собака, а у меня никого...
Сначала я обиделась за своего друга.
- Почему это Карлсон - придуманный? Ничего он не придуманный, он самый настоящий!
Насчет "дурацкого" я спорить не стала, ведь он сам старательно изображал из себя шута горохового.
А потом я вдруг сообразила еще кое-что.
- Так, послушай, выходит, ты - сестра Малыша? Бетан?
- А ты откуда знаешь? - изумилась она.
- От Карлсона, - машинально ответила я. - Но почему же ты говоришь, что тебя не любят? А как же мама и папа, ведь они наверняка тебя любят, раз дали тебе такое красивое имя? И потом, тебя же еще любит твой Пеле!
- Какой Пеле, мы с ним давно поссорились... ой! А это-то ты откуда знаешь?! Ну Малыш, ну трепло! Всему свету рассказал! Ну, он у меня попляшет! - от возмущения Бетан топнула ногой - и вдруг заскользила по влажной от росы крыше.
И через мгновение я осталась одна.
В первый миг я не слишком удивилась. Бетан же с самого начала сказала, что собирается прыгнуть вниз. Правда, прыгают обычно лицом вперед, а не спиной, но мало ли, почему ей так удобнее. Опять же мне показалось не слишком вежливым вот так расставаться с собеседником, даже не попрощавшись... но откуда мне знать, как принято вести себя в подобных ситуациях? Может, так и надо.