Вторая вещь, которую он на дух не переносил – это человеческие руки. Во-первых, срабатывал инстинкт быть пойманным, а во-вторых, с ними у него были связаны самые неприятные воспоминания о больнице и враче. Тем не менее, мне каждый вечер приходилось его ловить, чтобы посадить в клетку на ночь. А бегал он, уворачивался от рук и прятался настолько ловко, что нам вдвоем с мужем приходилось изрядно попотеть, прежде чем удавалось поймать беглеца.
За неделю Карлуша ну очень заметно вырос, стал практически взрослой вороной. Он уже совсем по-хозяйски расхаживал по дому и, конечно же, был всегда центром внимания. А что самое интересное, он это понимал и ему это нравилось. Вороненок напоминал маленького ребенка, которому любопытно абсолютно все – хочется все потрогать, залезть во все дырки, попробовать все на вкус.
Вскоре ему надоело ходить только по полу и он стал осваивать доступные ему высоты. Имея только одно действующее крыло, Карлуша ловко запрыгивал на журнальный столик, на полку тумбочки, на перекладину вольеры, где жили попугаи. Даже попытался на диван, но я неодобрительно покачала пальцем, а он увидел, что нельзя, и оставил эту затею. Вообще, оказался на удивление компанейской птицей и всегда держался поблизости, где-нибудь у наших ног.
Еще ему понравилось играть со мной в разговор, впрочем, как и мне. Я звала Карлушу – кру, кру, кру! А он отвечал, только не “во все воронье горло”, а почти шепотом – храаа… Почему? Осталось загадкой. К нашей игре очень быстро присоединились мои попугайчики. Они оба мигом научились подражать карлушиному шепотку, а тот лишь удивленно поглядывал на них. Интересно, понимали ли они друг друга?
Вороны весьма умные создания, по сообразительности утрут нос иной собаке. За те дни, что Карлуша пробыл с нами, мы так полюбили и настолько привязались к нему, что мысль о неизбежном расставании приводила в отчаяние. Однако я понимала, что птице на природе будет много лучше. А потом, ведь есть еще вероятность, что он сможет летать! Нельзя лишить его этого шанса!
Через неделю Карлуше сняли фиксирующую повязку с крыла, лучше оно не стало, по прежнему немного провисало, но пока это ничего не значило. Надо учить его летать. Дома это сделать невозможно, а вот в заповеднике, в огромной вольере очень даже легко. И прямо на следующий день мы туда отправились, накануне созвонившись, чтобы нас ждали.
Путь был не далекий, чуть больше часа. Мне пришлось посадить Карлушу в клетку, а чтобы он не протестовал, я насыпала в кормушку его любимых грецких орехов и он надолго занялся ими. Брал кусочек, клал на пол, раскалывал клювом на мелкие крошки и только потом медленно, по одной их ел. Как настоящий гурман!
КАРЛУША
Жилище людей мне не понравилось. Оно было заполнено чем угодно, только не необходимыми вещами. Ни одного дерева, ни одной ветки, ни даже палки какой, где бы можно было присесть. Ни клочка земли, где можно копать червей и букашек, и ни одной лужи на нем. Каменная коробка, одно слово. Что только сами люди ели и пили? Непонятно. Одним словом, хочу сказать, что люди построили себе гнездо совершенно не подходящее для жизни.
Зато меня кормили так вкусно, как никто и никогда прежде. За это им можно было простить все, даже запирание в клетку. Хотя иногда человек вел себя очень глупо и давал мне совершенно несъедобные вещи – то скорлупу, то пушистый шарик, то кусок дерева. Зачем? Неужели он сам это ест? Возможно, судя по его дому, где нет ничего живого.
Я видел, что человек не делает мне зла, но все же всегда был начеку, помня наставления мамы, а они для меня закон. Ведь она предупреждала, что люди очень хитрые и коварные. Сегодня они тебя кормят, а завтра съедят. Она не раз наблюдала это на фермах, где выращивают животных для еды, что всегда приводило меня в ужас.
Но время шло, а человек и не думал меня есть. Тогда я немного успокоился и начал изучать его дом. Каменный пол был слишком холодный, чтобы на нем все время сидеть, и я облюбовал себе нечто, похожее на мягкое бревно, покрытое пленкой, с обоих концов которого росла совершенно несъедобная трава, но зато дергать ее было весело, как и отрывать по кусочку пластик.
Потом я решился подойти поближе к разноцветным воробьям, что чирикали весь день напролет. Их пение скрашивало непривычную для меня тишину и я подолгу мог изучать их повадки. Похоже, и они делали тоже самое, то есть следили за мной. Однако клетка располагалась слишком высоко над полом и я сразу понял, что мне птичек не достать, зато под ней я нашел удобную для сидения железную ветку. С одним крылом весьма неудобно подпрыгивать вверх, но с третьего раза у меня получилось. Правда, она оказалась очень скользкой, продержался я на ней недолго и слетел.