Павел Иванович давно привык и к самому Ивану Петровичу, и к работе «Светлого пути». Ничто его не раздражало. Но после самого последнего привычного приступа и непривычно светлого посещения храма Павел Иванович вдруг поймал себя на том, что задает себе нелепый вопрос: «А собственно, зачем я все это делаю?»
В России бессмысленными и беспощадными бывают не только бунты, но и вопросы о смысле жизни. И если Саморяду для ответа на этот вопрос достаточно было перечислить три копейки каким-нибудь детям, то Павел Иванович понимал, что внятный ответ на этот вопрос отсутствует, и это его раздражало. Равно как раздражала и деятельность ООО «Светлый путь», его название и его директор.
И когда Иван Петрович позвонил по внутреннему телефону и попросил зайти, Павел Иванович почувствовал признаки того самого нелепого раздражения. Он погасил их в себе быстро, но все равно отправился в кабинет начальника с неохотой.
В кабинете его уже ждал стакан чая с лимоном – Иван Петрович за долгие годы изучил вкусы своего бухгалтера. К серьезному разговору всегда подавали чай.
– Ну что, сынок, – усмехнулся Иван Петрович, – как вообще житуха?
Павел Иванович отвечать не стал – лень.
А Иван Петрович и не настаивал: раз нет у главбуха желания за жизнь говорить – обойдемся.
– Слушай сюда, сынок, скоро на наш счет придет сумма денег. Большая.
– Целевой взносец? – спросил Павел Иванович, прекрасно зная ответ.
– А як же, – снова усмехнулся Иван Петрович. – Я твои уроки помню. Целевой ведь налогом не облагается.
– Это верно, – согласился Павел Иванович. – И на какие ж цели денежки придут?
– На благородные, ясный перец. На детей то есть.
– Откуда ж в нонешние времена много денег на детей?
– А вот это, Паш, самое интересное. Слушай сюда, дорогой, будешь советовать. Тут, сынок, такое намечается чудненькое дело… – Иван Петрович улыбнулся.
Павел Иванович на всякий случай достал блокнот и ручку.
Странно, но ни по дороге домой, когда стоял в пробке в своей «бээмвушке», ни дома, когда жарил опостылевшую свинину, ни перед сном, когда читал, не понимая, какой-то дурацкий журнал, Павел Иванович вовсе не думал о разговоре с Саморядом.
С некоторым даже ужасом он понял: не случится ничего того, о чем начальник рассказывал. И не потому не случится, что идея дурацкая – нормальная идея. И не потому, что Павел Иванович помешает – чего это он вдруг будет мешать? А просто не случится – и все тут. Зато явно произойдет другое. Причем радостное. Новое. Именно – другое. И именно – радостное. Чего не было еще в его жизни никогда.
С этими мыслями Павел Иванович и заснул на своем диване, забыв выключить свет.
Когда он проснулся, то впервые в жизни подумал, что человеку по утрам непременно надо говорить кому-нибудь: «Доброе утро!» И чтобы ему отвечали: «Доброе утро!» А если человеку не с кем поздороваться утром, значит, жизнь его проистекает нелепо.
«Бред какой-то!» – оценил Павел Иванович свои мысли и пошел жарить яичницу.
ЦВЕТКОВ
Небольшой фуршет оказался шикарным банкетом. Оба стола в кабинете главного редактора – его собственный и тот, за которым заседала редколлегия, – были покрыты белыми скатертями, на которых красовалось все, что… Да ладно, чего слова-то подыскивать, мучиться! Все, что было на столе, не просто так себе стояло, а вот именно – красовалось.
Черные и красные глазенки икры; бело-красные, излучающие легкую влагу рыбные ассорти и красносерые мясные, чуть источающие легкий жирок; и отдельная рыба огромная, уже порезанная на удобные кусочки; и поросеночек, тоже уже порезанный, с головкой, чтобы каждый, кому надо, сразу бы его узнал и обрадовался; кокетливые тарталетки манили неясной начинкой; ярко светящиеся свежие овощи и чуть поблекшие маринованно-соленые; огурчики малосольные гордо лежали на отдельной тарелке, требуя выпивки; а выпивка была знатная: красное вино – чуть тягучее, белое – красиво переливающееся в лучах ламп дневного освещения, бутылки водочки ледяные – до таких дотронешься, и отпечатки пальцев остаются четче, чем в милицейском протоколе; а тут еще жульены подносят с дымком…
Официанты снуют все в белом, с приклеенными, но все равно приятными улыбками на никогда не устающих лицах, и среди них главный распорядитель, который время от времени покрикивает: «На горячее – рыбка и мясцо нас ждет! Рыбка и мясцо!» Но от этого предупреждения есть хотелось почему-то не меньше, а больше…
Уже первые речи были сказаны, уже Алексей Николаевич поблагодарил редакцию, а редакция поблагодарила его, и он снова поблагодарил редакцию, а редакция – опять его, а потом отдельные журналисты – его, а он – отдельных журналистов.