Она рассказала ему, что прописал доктор, и он рассыпался в благодарностях и за ее доброту, и за лекарства.
— Давайте дадим их вашей жене немедленно, — предложила Орисса.
— Вы совершенно уверены, что хотите посетить мою скромную каюту? — спросил мистер Махла. — Моя жена сочтет за великую честь, если такая любезная леди изволит навестить ее, но я бы не хотел злоупотреблять вашим великодушием.
— Нет никакого злоупотребления, — заверила Орисса. — Мне бы очень хотелось познакомиться с вашей женой. И, полагаю, сделать это мне следовало бы намного раньше.
Они стали спускаться вниз по лестницам, ведущим с палубы первого класса во второй класс и ниже, в третий.
Несмотря на уверения стюарда, будто на нижних палубах царят чистота и уют, здесь было темно, жарко и душно.
Узкие полутемные коридоры, голые стены — нет, здесь не было и намека на уют! Каюта Махла, когда они добрались до нее, показалась Ориссе слишком маленькой для того количества людей, которые в ней обитали.
Мистер Махла, как узнала Орисса, был отцом шестерых детей. И все восемь человек в ужасной тесноте ютились в четырехместной каюте.
Не было никаких сомнений, что миссис Махла страдает от болей.
Она лежала, скорчившись, обхватив себя руками, и стонала, но, увидев гостью, попыталась сесть. Ее муж представил Ориссу.
— Лежите, пожалуйста, лежите! — воскликнула Орисса. — Я узнала, что вы больны, и принесла вам лекарство, которое, как я надеюсь, поможет вам.
— Эти боли ужасны, я умру… умру раньше, чем мы доплывем до дому, — простонала миссис Махла.
— Нет, вы не умрете, обещаю вам, — сказала Орисса. — Подумайте о детях! Что они будут делать, если вы расхвораетесь и не сможете заботиться о них?
Дети, чей возраст колебался от нескольких месяцев до десяти лет, очевидно, решили, что настала их очередь высказаться, потому что начали хором умолять мать не умирать.
Все детишки были чрезвычайно милыми. Ориссу умилили их огромные карие одухотворенные глаза и то, как даже малыши выводили ласковые, умоляющие нотки своими музыкальными голосами.
Она убедила миссис Махла сразу же проглотить две ложки белой микстуры. Затем дала ей две пилюли снотворного и велела детям вести себя очень тихо.
Наконец индианка уснула. Орисса, видя абсолютную беспомощность мистера Махла, помогла ему уложить детей на койки, где они спали по двое.
Потом она накормила младенца каким-то водянистым молоком, единственным, которое можно было достать на борту. Насытившись, малыш закрыл глазки и заснул.
Мистер Махла положил младенца подле своей жены, которая теперь была так тиха и спокойна, что Орисса не сомневалась: снотворное оказало свое благотворное воздействие.
— Я вам искренне благодарен, вы так много сделали для нас, — сказал индиец. — Теперь я провожу вас обратно.
— Не стоит, время сейчас слишком позднее для урока, — возразила Орисса. — Дорогу я помню, а вам лучше остаться и присмотреть за детьми. Вашей жене нужен покой, ее нельзя будить, пусть спит как можно дольше.
— Боюсь, вы заблудитесь одна в этих коридорах, — запротестовал он.
— Не тревожьтесь, пожалуйста, — ответила Орисса. — Я не заблужусь, обещаю вам. Оставайтесь здесь, и я уверена, что завтра утром, после спокойного ночного отдыха, ваша жена почувствует себя совершенно по-другому.
— Будьте благословенны за вашу доброту, — тихо проговорил мистер Махла, коснувшись руками лба.
Покинув каюту, Орисса, прежде чем вернуться по узким коридорам к лестнице, вынуждена была отереть платком лицо, так было жарко.
Она не прошла и двух шагов, когда услышала смех и громкую английскую речь, а потом увидела приближающихся к ней трех солдат.
Когда они подошли, она поняла, что все трое безобразно пьяны и едва держатся на ногах.
Они шли, обняв друг друга за плечи, а коридор был слишком узок, поэтому избежать встречи с ними не было никакой возможности.
Ориссе ничего не оставалось, как решительно двигаться им навстречу. Но убедившись, что они, по-видимому, не собираются уступать ей дорогу, она встала у стеночки, предоставляя им возможность пройти мимо.
Но вместо этого они остановились.
— Чей-то у нас тут? — спросил один из них заплетающимся языком. — Чей-то очень славненькое, мы ж такой раньше не видали.
— И верно, тебя раньше-то не было, — заметил другой солдат. — Где ж ты пряталась, милашка?
Он подался вперед и искоса глянул в лицо Ориссы. Она содрогнулась от ужаса, но спокойно и с достоинством проговорила:
— Будьте добры, пропустите меня.
— Не-ет, красотка, так не пойдет! — развязно воскликнул третий солдат. — Не пустим, пока о себе не расскажешь, все, все, все!
Подойдя ближе, они обступили прижавшуюся к стене Ориссу. Она с отвращением чувствовала их мерзкий запах, а жар их тел, казалось, тянулся к ней, пугая ее и заставляя терять самообладание.
— Соблаговолите пропустить меня, — снова попросила она.
Рядом с ними она ощутила себя маленькой и ничтожной, а ее голос звучал далеко не так властно, как она бы хотела.
— Эт зачем ж тебе спешить? — спросил солдат, заговоривший с ней первым. — Может статься, мы и пустим тебя, коли добра к нам будешь. Мы ж с самого Тилбери такой славной девчушки не видали, верно я гварю, парни?
— Точно, — ответил другой. — Так что давай будь с нами поласковей, а то не пустим.
Орисса затаила дыхание.
Ей хотелось взывать о помощи. Но ее останавливало сомнение — кто в этих глубинах корабля может услышать ее, впрочем, даже если кто-то и услышит, станет ли вмешиваться?
— Ну, давай же, — криво усмехнулся один из солдат. — Пусть покрепче поцелует нас всех и идет — если так уж хочет.
— Это если хочет, — засмеялся другой.
В отчаянии Орисса вскинула руки, словно собралась с боем прорваться через их заслон, и только открыла рот, чтобы закричать, как властный голос спросил:
— Что здесь происходит?
Орисса все-таки вскрикнула, но от облегчения.
Нависшие над ней солдаты отшатнулись и сделали неуклюжую попытку выпрямиться и встать по стойке «смирно».
— Немедленно возвращайтесь к себе! — приказал майор Мередит.
Солдаты с трудом отдали честь и с пристыженным видом, еле передвигая ноги, побрели по коридору.
Орисса только раз взглянула в лицо майору Мередиту и двинулась дальше к лестнице. Она сознавала, что он идет следом за ней, и ее сердце билось так, словно хотело выпрыгнуть из груди.
В то же время ее переполнял восторг, ведь он появился в самый нужный момент, чтобы спасти ее.
Она дошла до лестницы и стала подниматься, зная, что он следит за каждым ее движением. Так в молчании они оставляли позади пролет за пролетом, пока не достигли более широкой площадки, где кончалась лестница с палубы второго класса и начиналась широкая лестница на верхнюю палубу.
Он поравнялся с ней.
— Что вы делали там, внизу? — спросил он. — Впрочем, нужно ли спрашивать?
В его голосе прозвучало такое презрение, что Орисса задохнулась от возмущения.
Так вот зачем, как он думал, она спускалась!
Он вообразил, что индиец, с которым он заподозрил ее в недостойной связи, опасался теперь приходить к ней на верхнюю палубу, и поэтому она спускалась к нему.
Она почувствовала, как в груди поднимается горячая волна бешеного гнева — и вдруг предательская слабость подкосила ее.
Виноваты были и жара, и неприятная встреча с пьяными солдатами, и бессонная ночь накануне, и волнение, из-за которого ей весь день не хотелось есть.
Девушка не могла заставить себя съесть даже самый лакомый кусочек, ей казалось, что он задушит ее. Но без еды она ослабела.
Теперь ей чудилось, что ее голова стала легче воздуха. Потом снизу стала наползать темнота, заволакивая все вокруг.
Она потянулась рукой к перилам лестницы, из горла вырвался тихий вскрик, колени подогнулись, но упасть она не успела: майор Мередит подхватил ее.