Павел Иванович давно смирился с этой странной привычкой начальника, подчинился ей. И теперь он пересказывал то, что несколько дней назад слышал в этом же самом кабинете.
– Итак, мы проводим телевизионный марафон «Дети – наше светлое настоящее». Указывается счет нашего фонда. На счет идут деньги. Вы на марафоне блистаете и выглядите защитником всех обездоленных детей.
– Ага, – кивнул Саморяд, видимо не уловив иронии. – Это очень важно. Очень.
– Целевой взнос попадает на наш счет. Дальше он рассылается в наши организации с конкретными задачами: купить в детские дома то-се, пятое-десятое. Дальше – по схеме. Некоторые суммы просто исчезнут. У некоторых директоров детских домов и интернатов наши люди подпишут бумаги, что директора получили того-то и сего-то на пять тысяч долларов: две ему – три нам… Важно, чтобы директора чувствовали себя не обманутыми, а обрадованными, что не трудно, учитывая их нищету. Директора домов и интернатов споют вам осанну. Придуманная вами акция дает возможность петь эту осанну долгие летние, осенние, зимние, а может, еще и весенние дни. Специально обученные и подкормленные люди из СМИ обеспечат этот длительный крик восторга… – Павел Иванович перевел дыхание. – Иван Петрович, что я буду мучить вас деталями давно отработанного дела, все же и так понятно.
– А если проверка? Сейчас вроде новые времена наступают.
– Новые времена у нас наступают периодически, и на законы нашей жизни они никак не влияют. Я много раз объяснял вам, Иван Петрович: проверки неожиданными не бывают. И как себя во всех этих случаях вести, я прекрасно знаю.
– Это, сынок, я и хотел от тебя услышать. Иван Петрович заговорил еще о чем-то, столь же бессмысленном. Павел Иванович его не слушал. Он поймал себя на том, что его собственный, годами отработанный цинизм вдруг стал ему неприятен, если не сказать – противен.
Он вдруг вспомнил свой интернат № 1 города Великая Тропа и то, как все время хотелось вкусно поесть. Голодать они никогда особенно не голодали, но хотелось не пожрать, а именно поесть в свое удовольствие, радостно и спокойно.
И еще он вспомнил, как мечталось тогда: вот кончится интернатовская жизнь, и он, свободный Пашка Пестель, зашагает по улице рядом с какой-нибудь красавицей, и будут у него в кармане звенеть лишние деньги – тогда казалось, что если деньги лишние, то они непременно должны звенеть, – и купит он своей девушке букет цветов. Цветы были настолько бессмысленной и ненужной тратой, что если ты мог позволить их себе купить, то это означало лишь одно: ты разбогател.
Пестель подумал: «Странно, сколько подобных историй проворачивали с Саморядом, а таких воспоминаний никогда не возникало. Что же это со мной творится такое?»
И этот вопрос не расстроил его, а опять-таки обрадовал.
– О чем задумался, сынок? – вывел его из ненужных размышлений голос Саморяда.
– О деле. О том, как бы его получше провернуть.
Саморяд улыбнулся:
– Вот за это я тебя, Пашка, и люблю. Надежный ты человек. Надеюсь, понимаешь: если дело провернем как надо, премия у тебя будет такая, что не обидишься. Машину-то давно менял?
Павел Иванович с трудом выдавил из себя улыбку. Слова Саморяда отчего-то не обрадовали его вовсе.
Что за черт с ним творится, с рассудительным Павлом Ивановичем Пестелем?
ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ РЕШЕНИЕ
– Ну, ты круто взяла… – Рита пыталась собрать мысли в кучу, но мысли не собирались. – Я, кстати, специально узнавала: то, что ты придумала, уголовно наказуемое преступление.
Столь длинная фраза, да еще с такими сложными словами, далась Рите с большим трудом, она откинулась на спинку стула и с чувством выполненного долга залпом выпила стакан кефира.
Утро после вчерашнего было туманным и седым. Нехорошим было утро после вчерашнего.
Наташа усмехнулась:
– Смешно. А как меня еще больше можно наказать? И главное – когда? Не успеют…
Тут задребезжал телефон.
Наташа подняла трубку:
– Алло. Утро добрым не бывает. Дальше… Нет, я не сдаю квартиру. Это – ошибка. – Швырнула трубку. – Ему, значит, можно надо мной издеваться, а мне ему ответить никак нельзя?
– Возможно, это неадекватный ответ, – сказала Рита и сама удивилась тому, что произнесла. – Господи, какие только слова не вылетают изо рта похмельного человека.
– Неадекватный? – Как была в ночной рубашке, Наташа выскочила на лестничную клетку, распахнула дверь. – Он же написал, что я – блядь? Отлично! Ею и буду! Очень хорошо! С этого мудака Артура и начну! Да! С него и начну!
Захлопнула дверь, вернулась к Рите.
Рита пыталась собрать себя, как конструктор. Получалось плохо.
– Слушай, у тебя нет супчика из пакетика? – почти взмолилась она. – Слышь, я узнала, что в Одессе суп называют жидкое, представляешь? Жванецкий по телевизору рассказывал, когда по стране дежурил. Ужасно хочется горяченького жидкого. А?
Наташа с грохотом раскрыла дверь шкафа, достала пакетик, буркнула:
– Ты вообще не хочешь мне ничего советовать! Я тебе сколько раз говорила: напилась – веди себя прилично. А ты?
Опять зазвонил телефон.
– Алло! – гаркнула Наташа. – Утро добрым не бывает… дальше… Нет, я не сдаю квартиру. Это ошибка.
– Слышь, подруга! – Рита попыталась улыбнуться. Попытка не удалась, Ритины губы сложились почему-то в просящую улыбку нищего. – А ты запиши на автоответчик: «Утро добрым не бывает. Нет, я не сдаю квартиру. Это ошибка». Нам, бабам, силы надо беречь. Это я тебе как краевед с похмелья говорю.
– Не хочешь ты со мной про главное говорить, – вздохнула Наташа. – В общем, Ритуль, два варианта в моей жизни: либо тихонечко себе подыхать, либо погибать с музыкой. Такой музыкой, чтобы этим козлам мало не показалось.
Рита попыталась придать своему лицу задумчивое выражение и произнести текст со значением:
– Так мстить мужикам… Они, конечно, заслуживают… Но как-то уж ты… это… – слова давались с трудом, – больно круто.
– А они с нами – не круто?! – взревела Наташа.
– Хорошо, – согласилась Рита: у нее не было сил спорить. – Хорошо. Ты решила с Артура начать? Ладно. Давай тогда положимся на судьбу. Если он тебе позвонит сегодня, именно сегодня, значит, так тому и быть, превращайся в юного мстителя. Ну а если не позвонит…
«А что? – подумала Наташа. – Почему бы не спровоцировать этот самый тонкий мир на общение? Словно бы задать ему вопрос и ждать ответа».
С этого мгновения их похмельная жизнь превратилась в напряженную. Ели суп, смотрели телевизор, вели пустые разговоры. А сами на телефоны поглядывали.
Наташа даже сняла трубку – проверить.
Но телефон замолк. Категорически. Навсегда. И домашний молчал, и бешеная корова не хохотала.
Зато расхохоталась Рита:
– Кто б тебе еще два часа назад сказал, что ты будешь ждать звонка Артура? Знаешь, что я скажу: если ты так ждешь этого звонка – значит…
И тут зазвонил телефон.
Обе подруги молча смотрели на него, потом одновременно бросились к трубке.
– Наталья Александровна, – услышала Наташа голос Цветкова. – Как ваше здоровье?
Что-то говорил Цветков, что-то отвечала Наташа. Разговор был пустой – Наташа так и не поняла, зачем Цветков звонил. Но напряжение дня заставила ее увидеть в звонке некий символ.
– Это же не может быть случайно? – спрашивала Наташа. – Мне Цветков очень редко звонит. Почти никогда. Что это значит, как ты думаешь? А? Только не молчи, Ритуль…
– Может быть, он настаивает, чтобы свои эксперименты с местью ты начала с него? – сказала Рита совершенно серьезно.
Опять посмотрели телевизор. Потрепались. Обсудили Цветкова.