Наташа вспомнила, как в том страшном сне она не хотела брать протянутую руку с родинкой, как сопротивлялась изо всех сил. И как потом не выдержала и подчинилась.
– Вот вы говорите, что полюбили этого… Как его?.. – Семен Львович смешно сморщил лоб. – Рылеева?
– Пестеля, – не смогла сдержать улыбки Наташа.
– Ага, Пестеля. Вы полюбили его за понимание. То есть он понимает вас, значит, находится с вами на одной волне. Из этого вывод: в тонком мире вы уже встречались.
– Семен Львович, это для меня очень сложно: тонкий мир, толстый мир…
– Души влюбленных знакомятся раньше, чем их тела. Это понятно? Потом души влюбленных ищут друг друга. Находят – начинается счастье, не находят – не начинается. Что тут сложного? Хорошо. Можно проще. Две половинки яблока. Эта метафора известна даже детям, да? Но сущность от этого не меняется.
– Семен Львович, я готова поверить в то, что есть тонкий мир. Я готова поверить в то, что сны – это та же жизнь и события во сне могут повлиять на реальность. Но я не понимаю… Хоть убейте меня – не понимаю: неужто Пашина душа искала меня для того, чтобы стать вестником жуткой болезни? Или даже заразить меня ею?
– Вот этого, девочка моя, и я не могу понять. Но я знаю одно: если Бог соединил вас, то между вами не должно быть никаких границ. Ты должна рассказать ему все, и он должен рассказать тебе все. Любовь – это соединение мужчины и женщины в одно целое. В этом соединении ваше спасение.
Семен Львович поднялся:
– Прощайте.
– Как – прощайте? Почему?
– Я прихожу, когда я нужен. А вам я больше не нужен.
Наташа было вскочила – возражать. Было так понятно, что надо сказать: мол, что вы такое говорите? Мы же теперь… Мы – друзья… Мы…
Она даже рот открыла, но Семен Львович не дал ей сказать:
– Знаете, Наташа, я даже не хочу с вами встречаться. Честно.
– Я вас обидела? Простите тогда.
– Вам не за что просить прощения. Просто я очень надеюсь, что я вам больше буду не нужен. Желательно никогда. А просто так, «для потрепаться», я не гожусь. Что поделать, карма такая.
«Какой милый, умный человек, – думала Наташа, когда дверь за ним закрылась. – Мне будет его не хватать. А с Пашей мы, конечно, должны поговорить откровенно. И поговорим. Но неужто этот таинственный и забавный старичок не понимает – соединение мужчины и женщины не в том, что они разговаривают. Точнее, не только в том. Бог ли, природа ли создали мужчину и женщину для иного соединения. А между мной и Пашей такого соединения не будет никогда. Возможна только имитация. А соединение – нет, не возможно. Ни-ког-да…»
ПОЕЗДКА
Их «бээмвуха» со скоростью 180 километров в час приближалась к очередному городу на трассе. В лобовое стекло Наташа увидела полосы фабричных дымов над городом.
– Какие же мы, люди, скоты! – вздохнула она. – Это надо умудриться испоганить не только поле, лес, реку, но даже и небо.
Пестель не ответил. Он сидел, вцепившись в руль. Вид имел задумчивый.
Наташа посмотрела в зеркало. Зеленый «ниссан» продолжал идти за ними, не увеличивая, но и не уменьшая расстояние.
– Пашка, за нами погоня. Я тебе точно говорю. Этот «ниссан» за нами уже сотню километров пилит.
Пестель съехал на обочину.
«Ниссан», не снижая скорости, промчался мимо.
– Милая моя, – Павел обнял Наташу, поцеловал, – не волнуйся, Саморяда больше нет. Вся эта история с Саморядом была нужна только для того, чтобы мы с тобой встретились, и больше ни для чего.
– Точно его нет? Точно? – Наташа спрашивала не для того, чтобы получить ответ, а чтобы Пестель ее еще успокоил. Ей нравилось, как он ее успокаивал.
– Нет. Скоро об этом расскажут средства массовой информации. Не волнуйся. У нас в интернате говорили: бить надо так, чтобы соперник не встал. Не можешь так ударить? Убегай! Я смог. Честно говоря, это было не трудно. – Павел Иванович вздохнул и снова вырулил на трассу. – И потом, Натусь, я думаю, как только люди начинают жить по законам тонкого мира, все, что происходит в мире реальном, куда-то девается за ненадобностью. Разве у тебя не так?
Наташа подумала: действительно, куда же все делось – и Артур, и Портос, и ее желание мстить, дававшее ощущение осознанности жизни? Куда провалились воспоминания о бывших возлюбленных? Даже «Желтый тупик» куда-то испарился – ни одной журналистской идеи не пришло ей в голову за столько дней.
– У меня то же самое, – ответила Наташа.
– Как странно, – сказал Пестель. – О проблемах нашего реального мира написаны тома! Со времен древних греков писатели только и рассуждают о той жизни, которая их окружает. А вот про проблемы тонкого мира почти не рассказывают. Странно. Вот, например, сны – они же ведь та же реальность. А про них говорят только в сказках.
Наташа покосилась на Пестеля. Господи, как же так получилось, что этот абсолютно реальный, разумный, логичный человек, бухгалтер со стажем, так остро поверил в то, во что и сама-то Наташа верила пока еще с трудом.
После ухода Семена Львовича Наташа весь день ждала Пестеля. Но это не было глупо-лирическим ожиданием. Наташа ждала активно: репетировала разговор с Павлом Ивановичем, пыталась найти такие слова, чтобы он понял и не обиделся.
Как правило, подобные репетиции толку не имеют. Репетируя будущую беседу, человек никогда не думает о том, что ответит собеседник, и стоит тому сказать нечто непредвиденное, как гаснет запал и разговора не получается.
Однако Павел Иванович выслушал Наташу спокойно, не перебивая и, как показалось, особо не удивляясь.
Когда Наташа закончила, спросил:
– Какого числа я тебе снился, помнишь?
Конечно, Наташа не помнила:
– Ты мне приснился, а на следующий день я узнала про диагноз. Но так, чтобы точно дату сказать… Мне вообще кажется, что это было в какой-то другой, словно не в моей жизни…
Павла Ивановича лирические размышления не интересовали. Он вскочил, схватил бумаги из «Обдирочной». На последней страничке было написано: «О диагнозе больной сообщено по телефону (стояла дата). От лечения больная Сквозняк отказалась».
Павел Иванович задумался.
Сны играли в его жизни слишком большую роль. Он, конечно, думал про них, но никогда не представлял, что во сне он мог общаться с другим человеком. Ему это просто в голову не приходило!
Однако если бы удалось узнать, что тот самый сон, который венчал приступ и из-за которого Пестель ходил в церковь, снился ему в ту же ночь, когда к Наташе пришло ее жуткое сновидение, то это явно не могло быть просто совпадением. Это, очевидно, доказывало бы, что действительно существует некая параллельная, неведомая до сих пор Павлу Ивановичу жизнь.
Мистика? А что такое мистика? Это то, что мы не умеем объяснить. Все необъясненное мы называем мистикой. Если бы Пушкину, например, сказали, что люди могут на расстоянии разговаривать друг с другом, он назвал бы это мистикой. Полеты в космос были мистикой для сотен тысяч поколений людей, пока не осуществились и не стали называться достижениями науки.
Достижения науки – это не что иное, как мистика, которой нашли объяснение. Вот и все.
Итак, после того сна он пошел в церковь. Пестель вспомнил, как с тяжелой головой шел к храму. Ставил свечки. Лик смотрел как-то по-другому, по-доброму. Правильно. Бог уже знал, что у Павла Ивановича с этой ночи начинается новая жизнь.
Стоп. Это все лирика, не имеющая отношения к делу. То есть, может, и имеющая, но необходимо найти какие-то не мистические, то есть реальные, доказательства.
Что еще он делал в храме? Заказывал поминальную молитву. Поразился тогда, что нет ни одного живого человека, за которого он хотел бы просить Бога.
Сейчас он знал бы, за кого просить. Стоп. Это опять лирические, а значит, лишние размышления.