— Умерла? — Женщина внезапно расхохоталась. — Было бы лучше, если бы она умерла. Для нее самой. Намного лучше. — Она вздохнула и беспокойно заерзала в кресле. Потом, вдруг вспомнив о правилах хорошего тона, сказала:
— Извините, боюсь, больше не смогу уделить вам времени. Знаете, времени становится все меньше, а мне еще надо дочитать книгу.
Инспектор Нил хотел еще что-то выспросить, но ответа не получил. Миссис Маккензи отмахнулась от него, как от назойливой мухи, и продолжала читать Библию, водя пальцем по строчкам.
Нил поднялся и вышел. Прежде чем уехать, он накоротке переговорил с управляющим.
— Кто-нибудь из родственников ее навещает? — спросил он. — Дочь, например?
— По-моему, во времена моего предшественника к ней однажды приехала дочь, но пациентка так разволновалась, что дочь попросили больше не приезжать. С тех пор все дела решаются через адвокатов.
— А вам известно, где эта Руби Маккензи сейчас?
Управляющий покачал головой.
— Не имею ни малейшего представления.
— А вы случайно не знаете, замужем она или нет?
— Понятия не имею. Хотите, дам адрес адвокатов, которые ведут дела этой пациентки?
До ее адвокатов инспектор Нил уже добрался. Они были не в состоянии — если верить им на слово — что-либо прояснить. Для миссис Маккензи был создан денежный фонд, этими средствами они и оперировали. Распоряжения были сделаны несколько лет назад, с той поры мисс Маккензи адвокаты не видели.
Инспектор Нил попытался получить описание Руби Маккензи, но сильно не преуспел. К пациентам приезжает столько родственников, что через несколько лет перестаешь понимать, кто есть кто, и все становятся как бы на одно лицо. Сестра-хозяйка, проработавшая в лечебнице много лет, с трудом припомнила, что мисс Маккензи была женщиной невысокой и темноволосой. Еще одна сестра, числившаяся в старожилах лечебницы, сказала, что мисс Маккензи — женщина крепко сбитая, блондинка.
— Вот так, сэр, — подытожил инспектор Нил, доложив о проделанной работе помощнику комиссара. — Все составные части этой безумной считалки на месте. Не может такое быть случайным.
Помощник комиссара задумчиво кивнул.
— Дрозды в пироге связывают между собой шахту «Дрозды», зерна в кармане убитого, лепешку с медом Адель Фортескью (последнее, впрочем, не особенно убеждает. В конце концов, все едят за чаем лепешки с медом!). Третье убийство — девушка задушена чулком, и нос ее зажат прищепкой. Да, эта идея безумна, но отмахиваться от нее мы не имеем права.
— Минутку, сэр, — сказал инспектор Нил.
— Что такое?
Инспектор Нил нахмурился.
— Что-то меня в этой версии не устраивает. Не похожа она на правду. Что-то не стыкуется. — Он покачал головой и вздохнул. — А вот что? Пока не знаю.
Глава 21
Ланс и Пэт бродили по ухоженным лужайкам, окружавшим «Тисовую хижину».
— Надеюсь, Ланс, я не сильно огорчу тебя, — негромко сказала Пэт, — но более жуткого сада я в жизни не видела.
— Не огорчишь, — успокоил ее Ланс. — Неужели он такой уж жуткий? Не знаю, не знаю. По-моему, здесь не переставая копаются целых три садовника.
— Может, — предположила Пэт, — в этом вся беда. Средства затрачены большие, но индивидуального вкуса не чувствуется. А ведь наверняка тут все как положено: и рододендроны самые лучшие, и высадили их как надо и в срок.
— А ты, Пэт, что посадила бы, если бы у тебя был английский сад?
— В моем саду, — ответила Пэт, — росли бы штокрозы, шпорники и крупные колокольчики — никаких клумб, тем более этого кошмарного тиса.
И она чуть ли не с ненавистью взглянула на тисовую изгородь.
— Ассоциативное мышление, — не задумываясь определил Ланс.
— В отравителе есть что-то такое, от чего у меня мороз по коже, — сказала Пэт. — Представляешь себе этого человека: мрачный, переполненный желчью, мстительный…
— Ты так его воспринимаешь? Занятно! А по-моему, для отравителя больше характерны деловитость и хладнокровие.
— Да, наверное, ты прав. — Она чуть поежилась. — Все равно три убийства… Этот убийца — просто маньяк.
— Да, — глухо произнес Ланс. — Боюсь, что так. — Внезапно он заговорил громко:
— Послушай, Пэт, ради Бога, уезжай отсюда. Возвращайся в Лондон. Поезжай в Девоншир или на озера. В Стратфорд-на-Эйвоне или в Норфолк, там есть что посмотреть. Полиция тебя задерживать не будет — ты к этой истории не имеешь никакого отношения. Когда отравили отца, ты была в Париже, когда убили двух других — в Лондоне. Поверь, я страшно обеспокоен тем, что ты здесь.
Пэт некоторое время молчала, потом негромко спросила:
— Ты ведь знаешь, кто это, правда?
— Нет, не знаю.
— Но тебе кажется, что знаешь… Потому ты и боишься за меня. Лучше бы ты мне все рассказал.
— Да нечего мне рассказывать. Я сам ничего не знаю. Но, видит Бог, хочу, чтобы ты отсюда уехала.
— Дорогой, — сказала Пэт, — никуда я не поеду. Я останусь здесь. К добру это или нет — останусь. Иначе просто не могу. — Она добавила с неожиданной дрожью в голосе:
— Только со мной всегда не к добру.
— Как тебя понимать, Пэт?
— Я приношу людям несчастье. Вот так и понимать. Приношу несчастье всем, с кем соприкасаюсь.
— Моя дорогая, обожаемая глупышка, но мне ты принесла счастье. Ведь отец пригласил меня вернуться домой и хотел восстановить мир, когда мы с тобой поженились.
— Ну, вот ты вернулся, и что дальше? Говорю тебе, я приношу людям несчастье.
— Послушай, прелесть моя, ты просто вбила себе это в голову. Суеверие в чистом виде.
— Ничего не могу с этим поделать. Есть люди, которые приносят несчастье. Я — одна из них.
Ланс взял ее за плечи и как следует встряхнул.
— Ты — моя Пэт, и быть твоим мужем — величайшее счастье в мире. Постарайся понять это, глупенькая. — Потом, успокоившись, он сказал уже более ровным голосом:
— Но, Пэт, серьезно, прошу тебя — будь осторожней. Если здесь бродит кто-то с мозгами набекрень, я не хочу, чтобы именно ты нарвалась на пулю или отведала белены.
— Или отведала белены.
— Когда меня нет рядом, держись поближе к старушке, как там ее… Марпл. Как думаешь, почему тетушка Эффи пригласила ее остаться?
— Одному Богу известно, почему тетушка Эффи делает то, а не другое. Ланс, мы здесь долго пробудем?
Ланс пожал плечами.
— Трудно сказать.
— По-моему, — сказала Пэт, — мы здесь не сильно кому-то нужны. — После секундного колебания она продолжала; — Дом сейчас принадлежит твоему брату, да? Он совсем не в восторге от того, что мы здесь.
Ланс внезапно хохотнул.
— Ясно, что не в восторге, но ему придется нас потерпеть, пока, во всяком случае.
— А потом? Что мы будем делать, Ланс? Вернемся в Восточную Африку?
— Ты бы хотела туда вернуться, Пэт?
Она энергично закивала головой.
— Это здорово, — обрадовался Ланс, — потому что и я хочу того же. С Англией меня теперь мало что связывает.
Пэт просияла.
— Как замечательно. А то в прошлый раз я здорово напугалась: подумала, что ты решил остаться здесь.
В глазах Ланса вспыхнула дьявольская усмешка.
— Насчет наших планов чур язык за зубами, Пэт, — предупредил он. — Уж больно мне хочется прищемить любимому братцу хвост, хоть чуть-чуть.
— Ланс, только будь осторожен.
— Буду, буду, прелесть моя, просто я не понимаю, почему старине Перси все должно сходить с рук?
Чуть склонив голову набок — эдакий благообразный попугай, — мисс Марпл сидела в большой гостиной и внимала миссис Персиваль Фортескью. В этих стенах мисс Марпл выглядела особенно не на месте. Сухонькая, она совершенно не вязалась с огромным парчовым диваном, с подушками разных оттенков, разложенными вокруг. Мисс Марпл держалась очень прямо — в детстве ее приучили носить корсет, чтобы не сутулилась и ни в коем случае не сидеть развалясь. Рядом с ней в большом кресле, одетая в замысловатое черное платье, сидела миссис Персиваль и без умолку трещала. «Точь-в-точь как бедная миссис Эмметт, — рассуждала про себя мисс Марпл, — жена управляющего банком». Она вспомнила, как однажды миссис Эмметт заглянула к ней по поводу торговли на День маков[11], и, когда они обо всем договорились, миссис Эмметт вдруг прорвало. Ее положение в Сент-Мэри-Мид было не простым. Она не принадлежала к избранному кругу почтенных дам, живших очень скромно в опрятных домиках вокруг церкви, дам, которые тем не менее были накоротке с местной знатью и их чадами и домочадцами, хотя сами они знатью, строго говоря, и не были. Мистер Эмметт, управляющий банком, взял себе жену из более низкого социального сословия, в результате она оказалась в полной изоляции, ибо вход в круг жен торгового люда был ей и вовсе заказан. Чудище снобизма подняло свою омерзительную голову — и миссис Эмметт оказалась выброшенной на безлюдный остров. Жажда общения у миссис Эмметт все нарастала, но именно в тот день плотина рухнула, и мисс Марпл захлестнуло бурным потоком. Она вполне сочувствовала миссис Эмметт, а теперь она сочувствовала миссис Персиваль Фортескью.
11