Выбрать главу

– Аминь! – резюмировал настоятель. – Приступим к трапезе.

Все опустились на деревянные же лавки, дабы вкусить домашней еды.

Хлеб был мигом разобран, карманник протянул руку к корзинке и схватил пустоту. Он посмотрел на Трифона, инок жрал так, что трещали щёки, успевая только глотать и чавкая. Нечего и говорить, что другие тоже ели с жадностью, за исключением настоятеля. Слышался лишь стук ложек и причмокивания.

– Вот чёрт возьми, а! – не удержался от восторга карманник.

Трифон мигом подчистил чашку пальцами, вылил в рот остатки бульона, облизал ложку… мгновенно выпил чай из железной кружки. Облизнулся на визави:

– Ты почему не кушаешь?

Послушник нехотя помешал ложкой в тарелке:

– А что это за бурда?

– Гороховый суп с лапшой! – инок смотрел животным взором.

Сидоркин обвёл глазами стол. Монахи смотрели на его тарелку и кружку с голодным блеском в очах, их посуда была пуста. Один Феофил чинно ел, равномерно поднимая и опуская ложку, не обращая внимания на суету кругом.

– Если не хочешь, я могу скушать за тебя! – облизнулся повелитель говядины.

Ворюга широко осклабился, сказал громко, чтобы все слышали:

– Иисус учит: «просите и дано будет вам?». – Он подвинул свою порцию к Трифону. – Жри! – Развёл сожалеющими руками. – Извиняйте, братишки, порция одна. Занимайте очередь, кто будет трескать за меня в следующий раз.

Монахи покорно склонили просветлённые головы.

11. Первая ночь. Ку-ку

После вечерней трапезы все разошлись почивать по своим кельям. Общая молитва в храме сегодня почему-то не случилась.

…Вот уже битый час Саня ворочался на жёстком топчане. Он лежал одетым, кутаясь в тоненькое клетчатое одеяло, и пытался согреться. Заснуть никак не удавалось.

– Ёх, – мучительно шептал послушник.

Луна посылала мутный свет через маленькое окошечко, без стекла, под потолком, еле-еле освещая нехитрое убранство кельи. Два топчана, стол и пара стульев. Вот и всё, до тошноты просто и незатейливо.

Наконец, Сидоркин откинул одеяло, сел на лежанке, поёжился, натянул рукава свитера на ладони:

– Ну и дубак! Как они здесь живут, маму их туда? – воришка гневно глянул на спящего в паре метров Трифона. – И этот ещё храпит, сукин сын!..

Послушник чиркнул зажигалкой, и зажёг восковую свечу в стеклянной банке на столике. Поднялся, накинул на плечи старенькое одеяло, и вышел в коридор…

***

…Саня кое-как отыскал кухню, щёлкнул выключателем. Помещеньице залил тусклый электрический свет. Карманник задул свечку, заглянул в чайник на газовой плите, потом из настенного шкафа вытащил пачку заварки.

– Ты что тут делаешь, сынок? – раздался мягкий баритон за спиной.

Полуночник резво обернулся и увидел настоятеля в полном облачении.

«Вот уж точно, что же я здесь делаю, мля?» – промелькнуло во взбалмошной голове послушника. Он показал заварку:

– Чайку хотел попить. Задубел, блин, совсем… к-как вы здесь спите? Хоть бы отопление провели, что ль?..

– Трапезы по ночам запрещены, и это записано в Уставе, – Феофил отобрал заварку. – Дух должен преобладать над грешной плотью. Мы живём по правилам, установленным Алексием Сибирским!

– Лёха Сибирский!? – вскричал карманник. – Дык я его знаю, авторитет солнцевский. Он, чё, вас спонсирует?

– Я говорю про Святого Алексия, жившего в девятнадцатом веке! – строго произнёс настоятель. – Он был миссионером в Сибири и основал обитель. Тут же покоится его прах.

Так-так-так, а можно поподробней про прах. Конечно же, вслух сказать подобную ересь вор не решился, но мысль была заманчивая.

– Ну, прости за серость, – лишь усмехнулся Сидоркин, разводя руками. Одеяло тотчас соскользнуло на пол. Саня поднял его, вновь накинул на плечи. Спросил угрюмо: – Что же мне делать? Я не могу заснуть. Может, феназепамчику дашь?..

– Помолись, сынок, – прозвучал традиционный ответ. – Молитва исцеляет недуги и помогает справиться с любой проблемой!

– Да я ж не умею!

– Для общения с Господом не требуется особых знаний. Просто попроси его о сне. Главное, чтобы слова были искренни, шли от сердца… Хочешь, вместе попросим?

– Благодарю, аббат, но я уж как-нибудь сам, – проворчал Сидоркин.

– Я игумен, игумен Феофил! – лицо иеромонаха сморщилось в страстной гримасе: он поднял брови и вытянул губы. Рука нервно цеплялась за крест на груди.

полную версию книги