Я повернул на углу, где стоял покосившийся дорожный знак, прошёл мимо завода с поржавевшими лестницами, мимо ряда бараков и устремился налево на Т-образном перекрёстке. Встречная машина набирала скорость. Я был уверен, что она свернёт. Когда я оказался рядом, она трусливо ретировалась. За чередой электрических столбов стояла огромная башня, омываемая дождём. Я отвёл глаза, однако она всё равно была там, даже если я не смотрел на неё.
Подойдя к станции, я увидел, как под дождём такси ожидает пассажиров. Водитель расслабленно облокотился на руль, его взгляд был неподвижен, словно захвачен какой-то мыслью. Поднявшись по лестнице, я закрыл зонт. На полу лежал укрывшийся на станции от дождя и холода бомж, он посмотрел на меня. Человек выглядел вполне органично, словно ему сейчас здесь самое место. Взгляд незнакомца вдруг заставил меня вспомнить Исикаву. В сердце что-то ёкнуло, хотя выглядел мужчина иначе и был другого возраста. На самом деле он смотрел вовсе не на меня. Пока я шёл, тот, не отрываясь, ощупывал взглядом пространство за мной, словно там что-то было. Чтобы отвлечься от этой сцены, я закурил сигарету и спустился по ржавой лестнице с другой стороны железнодорожных путей.
Войдя в круглосуточный магазин, я купил сигареты и горячий кофе в банке. Я протянул деньги, продавец взял их и громко выпалил, словно ненормальный: «Большое спасибо!» Эти деньги я вчера вытащил у извращенца в метро, а в чьих карманах они лежали прежде, я не знал. Я подумал: эти купюры на мгновение становились свидетелями жизни каждого из владельцев. Возможно, они были на месте преступления, а потом от убийцы перешли к продавцу или просто какому-нибудь добропорядочному гражданину…
Выйдя из магазина, я почувствовал, как бесчисленное множество дождевых капель атакует меня. Огромные плотные тучи накрыли меня с головой; сердце билось всё быстрее; я согнул пальцы в карманах. Я представил, что сейчас поймаю такси, доеду до оживлённого торгового квартала, засуну руки в карманы прохожих. Я в людской толпе, хватаю один кошелёк за другим, пальцы двигаются быстро и чётко, насколько это возможно. Дождь продолжался, сердцебиение не утихало; я думал о том, что мне придётся ехать в торговый квартал, однако старался успокоиться. Я ещё раз поднялся по лестнице на станции, убеждая себя, что шаги за моей спиной — всего лишь эхо, и закурил ещё одну сигарету. Бездомного там больше не было. Сердце билось глухо, тяжело, я прошёл через станцию и вновь спустился по лестнице. На круглой площади передо мной под дождём стоял мужчина в плаще; белые фары проезжавших мимо машин отражались в мороси, подсвечивая острые золотистые капли. Я почувствовал, что в дожде сокрыта острота игл. Я нашёл взглядом спящего бомжа, но человека в плаще больше не было видно.
Я не оборачивался; наверное, не стоило мне вообще выходить на улицу. Я чувствовал огромную, невидимую отсюда металлическую башню, чувствовал, что этот дождь никогда не закончится, чувствовал огромные тучи и себя самого, бредущего под ними.
4
— Если украсть сто тысяч у тех, кто обладает миллиардом, считай, что ты ничего и не взял.
Это было присказкой Исикавы. Он радовался, когда воровал у богатых, а я помогал ему в этом. Он брал кошельки, но не был особо зациклен на деньгах, поэтому тратил их легко и быстро.
— Но зло всё равно есть зло!
Когда я так говорил, он кивал головой, однако с улыбкой продолжал рассказ. Мы вели подобные беседы в тесной кабинке бара, в котором были завсегдатаями. Владелец заведения в прошлом входил в преступную группировку, однако никогда не распространялся об этом. Тонкие руки и ноги, слегка скривлённый на бок торс, неопределённый возраст…
— Не будь на свете понятия частной собственности, так и воровства не было бы. Пока в мире остаётся хотя бы один голодающий ребёнок, всё имущество является злом.
— Не нам использовать это в качестве оправдания!
— А я и не ищу оправдания. Просто ненавижу типов, которые считают себя во всём правыми.
Исикава как-то украл огромную сумму при помощи нехитрого приёма.
Услышав, что один старик ходит в частный клуб с большой пачкой наличных, он купил такой же портфель, как у того толстосума. Старик был важной шишкой в какой-то религиозной организации и любил хвастаться достатком перед молодыми особами. После собраний в своей организации он не находил лучшего способа справиться с возбуждением, как ходить вместе с секретарями в клуб и трахать девиц. Старик был худой, глаза навыкате; он смеялся, обнажая дёсны.