Эрика, легко улыбнувшись, метнула на маму взгляд искристо-синих глаз, взяла инструмент и, присев в другое кресло, тронула струны тонкой голубоватой кистью руки. Наташа, поймав взгляд Эрики, опять внутренне вздрогнула, вспоминая момент, когда впервые среди бела дня увидела глаза дочери и истерику, которая с ней в ту злополучную минуту случилась. Хорошо, что дочь была слишком мала и не могла запомнить, как мама почти по-звериному выла, царапая руки мужа, державшие ее: - Убери это чудовище от меня! Это не моя дочь!
Вновь о том, что день уходит с земли, в час вечерний спой мне,
Этот день, быть может, где-то вдали мы не однажды вспомним.
Вспомним, как прозрачный месяц плывет над речной прохладой,
Лишь о том, что все пройдет, вспоминать не надо...
На бледных щеках девушки лежала густая тень ресниц, тонкие губы мягко выводили слова песни. Наконец Эрика отложила гитару и взглянув на заслушавшуюся мать, слегка улыбнулась:
- Мам, ну это же такое старье. Вообще, тебе давно пора самой научиться играть! Ты же закончила музыкальную школу? Значит, слух есть.
- Рика, рожденный ползать... - Наташа улыбнулась и похлопала дочь по руке, - ты чай со мной пить будешь?
- Неа. Я к Алисе, мам.
Иногда Наташе казалось, что в тот момент, когда она проклинала свое собственное дитя, Эрика все осознавала, все понимала и запоминала. И этот холодок - зябкая тень предательства - навсегда лег между матерью и дочерью.
Встреча
Тихо-тихо, чуть шелестя жухлой осенней листвой, скользнула тень и исчезла за углом. Эрика, возвращавшаяся домой из университета, ускорила шаг и поплотнее завернулась в короткое синее пальто. Октябрь. Дни еще теплы, но вечерами уже пахнет морозцем, а тонкие пальчики холода пробирают припозднившихся путников до костей. Эрика шла и мысленно прокручивала в голове последний разговор с преподавателем. Этот гад наверняка завалит ее на следующей сессии. И все потому, что она наотрез отказалась платить. Вот наглость, а! Егор Евгеньевич открытым текстом объявил, что все, кто проигнорирует покупку его методички, за которую он хочет ни много ни мало 100 долларов, ни за что не сдадут сессию. Конечно, это было подано как «в методичке есть много ценных материалов и без нее вы просто не сможете подготовиться», но едва прикрытый этими выдуманными причинами смысл всем был понятен.
Из-под ног - буквально из-под почти опущенного на землю каблучка черных сапожек Эрики внезапно, перепугав девушку до смерти, выпорхнула птица. Кажется, это был голубь. «Голуби ведь ночами не летают» - успела удивиться девушка. Чуть слышный шипящий свист, прыжок, мягкая ладонь зажала девушке рот, пропустив, впрочем, перепуганный сдавленный всхлип - не страха, а, скорее, неожиданности. Довольно громкий. В ответ на него на втором этаже близлежащего дома испуганно захлопнулась форточка.
Пришло оцепенение - какое-то тупое, равнодушное, ничего не хотящее. Оцепенело не только тело, но даже мысли, став хрусткими, тонкими, почти невидимыми. Так чувствует себя человек, которому в операционной дали недостаточно наркоза. Он все видит, понимает, но ничем не интересуется, не может пошевельнуться и только лишь равнодушно наблюдает за суетящимися врачами, не подозревающими о том, что он все видит и слышит. Почти мертвый и как будто бы заточенный в собственное неповоротливое, непослушное окаменевшее тело.
Так было с Эрикой. Впрочем, тот, чье дыхание она слышала где-то на периферии слуха; тот, кто тащил ее на себе сквозь зимние заиндевевшие подворотни, наверняка знал, что чувствует парализованная им жертва. Впрочем, Эрике было на это глубоко наплевать.
Наконец, ледяные заветревшиеся подворотни кончились. Тащивший девушку аккуратно, но неловко расстегнул верхние пуговицы ее пальто, обнажил шею (девушка даже почувствовала, как ледяной воздух обжег кожу. Или она просто вспомнила, что чувствуют, когда кожу трогает морозом?), легко прикоснулся - и мир вокруг Эрики как будто выключили. Просто щелкнули выключателем, и мир исчез.
Золотой, мягкий свет, проникавший под полузакрытые веки, тепло чьей-то ладони, поглаживающей щеку девушки - Эрика постепенно приходила в себя. Она уже чувствовала, каким мягким и невероятно уютным было ее, пока невидимое глазу девушки, ложе, каким легким и свежим был травянистый аромат, витавший в воздухе. Ладонь, поглаживающая щеку Эрики, опустилась ниже - на обнаженную грудь, лаская кожу и потирая меж пальцев сосок. Потом чьи-то жадные губы вобрали и стали посасывать его...