Кто-то похлопал девушку по щеке и позвал по имени. Голос доносился так, как будто бы Эрику и говорящего разделяла ватная стена. Искры в белизне начали стремительно таять, а сама эта теплая, уютная белизна рассеиваться подобно туману, на который она была столь похожа. Это было неприятное чувство - чувство, подобное тому, которое испытываешь когда яростное пиликанье будильника тащит тебя из теплого ложа туда, где собачий холод, бесконечные заботы и пустые, стеклянные глаза прохожих, глядящие в мир.
Эрика полностью открыла глаза и увидела странное место. Сказать, что оно было нереальным - ничего не сказать. Но от воспоминаний о том, как она в это место попала, осталось только легкое послевкусие. Как после дурного сна, когда сам сон ты уже не помнишь, но еще чувствуешь исчезающее тонкий налет эмоций, которые сновидение породило. Сон, благодаря которому Эрика оказалась в этом месте, был страшен. В нем происходило что-то грубое, жестокое, невыносимое. Но девушке не дали ухватиться за эти эмоции и вытянуть ими содержимое своего «страшного сна». Сильная мужская рука протянулась в руке девушки и помогла ей встать на упругий мягкий пол.
Позже выяснилось, что память девушки относительно того, как она появилась в Башне, почти чиста, как Tabula rasa с едва-едва различимыми штрихами-ощущениями того, что было написано на ней ранее. В ней не осталось каких-либо образов из прошлого, и самым первым четким воспоминанием в жизни Эрики стало пробуждение на мягком ложе, с которого она только что поднялась.
Сильная рука, помогшая девушке встать, принадлежала высокому белокожему юноше с непроницаемым лицом и синими льдистыми глазами. Эрика с тревогой взглянула на него, попытавшись поймать взгляд этих глаз. Но это ничего не дало: взгляд ускользал, как кусочек льда из теплых пальцев. Парень просто ждал, когда девушка будет готова следовать за ним. Затем он пошел вперед, мягким жестом пригласив ее с собой. Бесшумный, упругий шаг в туман, второй, третий.... Оказалось все же, что комната имеет границы, стены и двери. А туман... Он, как наваждение, почти исчез - незаметно и неслышно. На проступившей сквозь его остатки стене комнаты (самой обычной стене) появился открытый дверной проем, который равнодушно пропустил в себя Дагомира, а следом за ним и Эрику.
Они прошли через длинный безлюдный коридор (пол был бел и гладок, стены тоже, но ни единого звука шагов не отражалось от них), затем вошли в появившийся ниоткуда новый дверной проем в стене. Все время, пока они шли, Эрика старалась дышать тихо-тихо - так, чтобы этот странный мужчина, шедший впереди, не обернулся и не окатил ее как ведром ледяной воды взглядом холодных глаз.
Серо-перламутровые мягко-матовые стены, стрельчатые, подобно бойницам, окна по всему периметру огромного зала, золотой свет, источника которого не было видно (казалось, что светится сам воздух) и силуэт человека, стоящего посреди помещения - вот что увидела Эрика, войдя в дверной проем. Дагомир взял ее за руку. При этом жесте девушка вздрогнула от неожиданности, но даже не попыталась вырваться - настолько заворожило ее происходящее, вся его мягкость, изысканность, тишина и ощущение, что где-то не очень глубоко и в событиях и в людях, с которыми она сейчас находилась в комнате, скрывается стальной каркас.
Мужчина подвел Эрику к стоящему посреди зала силуэту, оказавшемуся жилистым худым стариком с белыми волосами и кинжально-синими глазами, в которые было страшно смотреть. Так страшно, как в глаза Василиска. Впрочем, страх был мимолетным. Девушка как будто замерзла там - в туманной комнате. И все еще никак не могла оттаять. Туман как будто бы продолжал скрывать от нее ее саму, и Эрика была занята тем, что пыталась разглядеть себя сквозь его завесу.
- Дуче, она здесь, - Дагомир поклонился и вытолкнул девушку вперед. Он не ждал похвалы, одобрительного взгляда или иного поощрения. Ему и в голову не могло прийти, что за поступками следует наказание или поощрение, и эти наказание либо поощрение для многих и являются причиной совершения поступков. Все это было неважно, несущественно, да и просто бессмысленно, как текущая в реке вода. Просто то, что необходимо было сделать - должно было быть сделано. Так его воспитали, и только так все всегда работало - когда у исполнителя не было ни малейшей личной заинтересованности в происходящем, ни малейшего шанса решить какие-то свои проблемы за счет совершаемых действий. Действие ради действия и результата, в котором ты не заинтересован, но которого не можешь не достичь. И только так.