Базовой темой новых анекдотов о Путине стало возвращение советских времен. Что интересно, люди сами активнейшим образом в этом возвращении участвовали – то есть демонстрировали публичный одобрямс, подпольный неодобрямс, рассказывали анекдоты, привыкали к двойной морали, умилялись застою – и сами над собой посмеивались; что ни говори, а анекдот не только отважен, в чем-то он еще и труслив! Все понимаем, но смеемся; смеемся, но все понимаем… Немудрено, что первым реанимировался цикл о Вовочке. Подлили туда масла бесконечные биографические книги (особенно сладкая получилась у Олега Блоцкого) – про то, как президент любил первую учительницу, а она его. Появился первый анекдот новововочкинского цикла: «Ах, Вовочка, ну что ж ты опять домашнюю работу не сделал и стекло разбил!» – «Марь-Иванна, вот я вырасту, стану главным человеком в стране, и будет вам стыдно!» – «Путин! Прекратишь ты издеваться или нет!» Здесь обыгрывался и еще один важный мотив раннепутинской пропаганды – рассказы о том, что Владимир Владимирович вышел из простой семьи, совсем из такой, как наша с вами, а вот же, пробился в первые люди!
Дальше анекдотами встречали почти каждое крупное медийное событие, а событий таких скоро стало очень много, больше, чем при бурном Ельцине. Разгон НТВ сопровождался анекдотом о том, что Светлане Сорокиной в Кремле популярно объяснили: бывают не только мужские, но и женские сортиры. Встречи президента с простыми людьми, продолжительные кремлевские пресс-конференции и публичные жалобы «снизу» на чиновничий произвол вызвали к жизни подлинный шедевр: «Владимир Владимирович! Это делегация учителей! Мы давно хотим к вам попасть, у нас совсем нет денег!» – «Ничего страшного, заходите так». Регулярные ссылки на то, что все приличные люди начинали в разведке, спровоцировали анекдот о том, как во время визита президента в Германию потрясенный Шредер застает его с утра держащим голову в холодильнике, раскаленный утюг на груди – и при этом моющим руки! «Не обращайте внимания, господин канцлер, чекистская гимнастика». Идеальное знание немецкого языка первым лицом в государстве отразилось в таком, например, пародийном газетном сообщении: «Президент Путин беседовал с канцлером ФРГ на чистейшем немецком языке, без переводчика. Беседа прошла в теплой, дружественной обстановке, только канцлер ФРГ почему-то то поднимал руки, то вынимал документы».
Это анекдот скорее добродушный, как бы любующийся. Все-таки приятно, что президент сам ходит (и много), бойко разговаривает (да еще и не по-нашему), срывает овации в парламенте (не только российском)… К этому же добродушному периоду относится такая почти патриотическая шутка времен знаменитого вопроса «Ху из мистер Путин?»: «Путин из нот ху! Клинтон ху из!» Правда, этот идиллический период взаимного любования власти и масс закончился весьма быстро – собственно, дружелюбные анекдоты о Брежневе тоже появлялись все больше в первой половине семидесятых. Там он лукаво обхитрял Никсона, натягивал нос Помпиду… В эпоху крутой, вязкой стагнации народ перестал щадить своего лидера, и главным объектом насмешек стал его маразм и заторможенная речь.
Андрей Давыдов, психолог:
«Для анекдота – по крайней мере, для буйного и массового его возрождения – недостаточно каких-то смешных и определенных черт первого лица. У Хрущева такие черты как раз были – кукурузничество, например. И о нем пара анекдотов действительно осталась – скажем, насчет площади Луны, отданной под кукурузу. Но важно, чтобы в обществе не было иллюзий – тогда процветает политический юмор. Он ведь всегда достаточно циничен. В шестидесятые годы иллюзии были, а в семидесятые – не было. И сегодня тоже нет, что очень важно. Анекдот без некоторой, пусть косметической, доли цинизма – плохой анекдот. Времена двойной морали хороши только ретроспективно, когда их вспоминаешь. А когда в них живешь – они довольно гнилые».