- Я бы с радостью выслушал.
- Хорошо, – оживился литеха. – Если взять за основу тот факт, что Камолову действительно преследовал убийца, то можно сказать и о том, что мобильника мы не нашли. Эти вызовы, сделанные Жданову, могут означать только одно – убийца не он!
- Во сколько были вызовы?
- Первый через десять минут после полуночи, а второй через три минуты после первого…
- Ты хочешь мне сказать, что она, убегая от убийцы, которым был не Жданов, пыталась таким образом привлечь внимание?
- Да, я думаю, что она пыталась ему позвонить, чтоб он её спас…
- Тоже мне, рыцарь! – фыркнул майор. – Но раз вызовы были не отвечены, то где, мать его, находился наш белый и пушистый сердцеед?
- Допросите его ещё раз с учетом новых фактов.
- Сам решу, что мне делать.
- Но товарищ майор. Вы ведете себя так, словно…
- Послушай лейтенант, сколько ты здесь?
Мент замялся, смотря на старшего.
- Год? Два? Три? – перечислял Гончаров. – А я тут больше двадцати лет! И поверь, я знаю, как устроены мозги преступников! А эти телефонные вызовы ещё ничего не значат!
- Я понял.
- Ничего ты не понял! Мог бы не прикидываться!
- Товарищ майор…
- Нужно провести обыск в доме Жданова. Срочно.
- Будет исполнено, – буркнул обиженный младший офицер. – Уже бегу и спотыкаюсь.
- Язвить тебя хорошо научили. Я смотрю, – начал злиться Гончаров.
- Меня учили докапываться до правды, а не делать виноватым первого встречного!
- Докапываться? – усмехнулся майор. – Хорошо. Возглавишь группу археологов!
- Каких ещё археологов? – не понял литеха.
- А таких! – рявкнул Григорий. – Если под домом действительно алмазная жила, то её нужно ликвидировать быстрее, чем Жданов всё поймет и вынесет!
- Бероев на допросе что-то сказал?
- Бероев что-то сделал! – Гончаров бесился от осознания того, что он никак не может забежать вперед и предугадать следующий шаг мэра. – Он хочет приобрести право собственности на этот чертов особняк! Мы обязаны успеть! Иначе вообще пролетим!
- Я понял, – кивнул лейтенант. – Есть начать поиски алмазов!
- Тише ты! – Горигорий Романович покачал головой, глядя на неопытного коллегу и усмехнулся. – Помни, что чем меньше мы светимся, тем больше шансов!
- Так точно!
- Иди.
- А как же звонки?
- Я разберусь с этим сам!
- Но вы должны задержать Бероева до выяснения обстоятельств и вообще…
- Хватит! Виновен Жданов! Жданов! И точка!
- И долго ты ещё будешь отрицать очевидные вещи? – Виталий вошел в кабинет, прихрамывая как обычно. – Просмотри допрос декана и допрос Жданова. Вспомни обо всём, что я тебе говорил… просмотри пленку Лимова! В конце концов! Прислушайся!
- Вы что, сговорились?! – майор не ожидал такого натиска. – Какого вы меня прессуете?!
- А такого, – Викторов серьезно посмотрел в глаза коллеге. – Ты нарочно пытаешься засадить сынка Жданова, чтоб ему отомстить за какую-то подлянку десятилетней давности?
- У меня куча работы, – сразу пошел на попятную Гончаров. – Работы куча! Отвалите!
Неудобно получилось. Гончаров не привык забывать добрые дела. Жданов в свое время здорово ему помог, тогда, когда все остальные отвернулись. На самом же деле Гончаров давным-давно понял, что Даниила действительно подставили. Слишком много неурядиц. В любой другой ситуации он бы просто сказал, что это ревность, а здесь никакой очевидной связки не наблюдалось. Ну, изредка встречались и спали, потом расстались… Вдруг ни с того, ни с сего он идет и убивает её? Глупо. Просто он кому-то сильно помешал. Но кому? Возможно, тот вопрос, заданный Бероеву, каким-то образом может помочь в поиске истины. Как там того паренька зовут? Макар Бобровский. Двадцатидвухлетний студент-отличник педагогического университета, однокурсник подозреваемого, ранее не привлекался... Этого достаточно? Вряд ли. Будет лучше с ним поболтать лично. Да и не только с ним.
Глеб наведался в больницу. Даже во рту было гадко, будто и туда наложили большую кучу. Парень напугал врача своим внешним видом. Ему становилось плохо от мысли, что Хабаров вот-вот скончается, но больше идти было некуда. Одному в пустом доме было бы ещё хуже. В палате стояла тишина, нарушаемая только тиканьем каких-то приборов. Глеб попросил врача позволить ему остаться на ночь, на что медик ответил отрицательно, дескать, нечего делать здесь ночью. Только травить себе душу.
Парень сел возле кровати и взял отца за руку. Сколько раз он так делал? Когда он так делал? Сколько ещё продлится это? Держа руку отца, Глеб понимал, что это его единственная опора и если он останется без неё, то погибнет. Очень хотелось заплакать. Громко и сильно. Такое чувство бывает у детей. Желание поплакать у взрослого человека тоже может возникнуть, но не с той поразительной ежедневностью, которая присуща малышам. Глеб подавил эмоции. С трудом, но сумел. Он никогда не отрицал, что является сентиментальным, но слезы сейчас были бы признаком слабости. Показать слабость в бизнесе – недопустимо. Хабаров помнил слова Жданова. Он относился к другу с большим уважением и для себя решил: уж если кому и подражать, то Дане. Может, не совсем правильная позиция, учитывая, в какие передряги всегда попадал Жданов, но других примеров попросту не было в окружении. Кроме отца и Даниила Глеб практически ни с кем не общался.
Помню, батя говорил: «Сможешь!»
Он был для меня лучшим другом.
В голосе слышу обиду и горечь.
Вряд ли меня ты теперь уже вспомнишь.
В адском кругу чужеродных картин –
Криками, ссорами, гематомами.
В сопли напившись крепкого рома, –
Помню, меня выгонял он из дома…
Снова звонки, снова звонки, снова:
«Ты никогда здесь не будешь сыночком!!!», –
На заднем плане орет, что есть мочи
Ебнутый отчим, посреди ночи.
Глеб успел достаточно пофантазировать, какой была его жизнь, не свяжись мать с этим чертовым дальнобойщиком. Фантазировал о том, что всё изменится. Тогда он был ребенком. А мечты и сейчас не хотели отпускать. Парень презирал себя за то, что позволил Регине так запросто вышвырнуть отца из жизни.
И как бы не было дома красиво –
Эти двери в объятьях сатиры.
Стены пропитаны там негативом.
К черту! Подальше от этой квартиры.
Ты для меня будто тени –
Исчезаешь в полчаса.
Если ты меня слышишь, папа,
Просто открой глаза!
В голове моей пустота;
Темнота и не видно дна.
И пуста моя комната.
Как мне выйти из омута?
Человек может изменить всё, что угодно, кроме трёх составляющих жизни: матери, даты рождения и даты смерти. Это закон. Выше головы не суждено прыгнуть, даже если ты спортсмен ультракласса. Глеб же никогда не дружил со спортом. Хабаров в своё время пытался научить его стрелять из горнолыжной винтовки, но без толку. Лыжи быстро пришли в негодность, да и Глебу было неинтересно. Год или два назад никто не мог знать, чем обернется ранее незалеченная болячка. Сергей Хабаров предпочитал действовать сразу после появления проблемы, но в этот раз не уследил за сигналами, которые подавал организм. Сам Глеб мог бы посоветовать отцу обратить к врачам, но и он не знал о болезни. Не торопился узнать. Так будет честнее.
Сейчас же Глебу хотелось всё исправить. Он бы отдал любую драгоценность мира за то, чтобы отмотать время назад. Он отдал бы свою жизнь за отца. Да. А что такого? Зачем ему жить? Глеб часто задавался этим вопросом и не находил ни одного дельного ответа. Личные дела не клеятся никак, в семье сплошные разлады, собственная ничтожность душит – проще умереть. Парень искал выход, хоть какой-нибудь. Искал, но натыкался лишь на стены, выстраиваемые обществом и законом. Искал то, что поможет ему найти себя. Но не находил. Ничего. И ему казалось, что смерть будет самым оптимальным вариантом. Такие мысли не пугали Глеба. Но он никому не мог о них рассказать. Никому. Современные мерки таковы, что у нас вроде свобода слова и мысли, но вот малейшее отличие всегда ведет к отчуждению. Хабаров и так считался в обществе, мягко говоря, лишним. Глеб не рассказывал Сергею и о тех стычках, что практически ежедневно приключались с ним, после появления в доме постороннего мужика. Глебу казалось, что он сможет держаться на расстоянии от этого идиота, но отчим как назло желал «сблизиться», а сам тем временем окончательно расстроил отношения парня с матерью.