– А какие отвратительные у нее слуги! – промолвила мадам Перродон.
– Точно, – откликнулся отец, входя в гостиную. – Сборище висельников. Надеюсь, они не ограбят несчастную леди в лесу. Отъявленные мошенники, но свое дело знают: быстро привели экипаж в порядок.
– Полагаю, они просто устали после долгого путешествия, – заметила мадам. – Мало сказать, что они гнусно выглядят; лица у них какие-то тощие и темные, глядят угрюмо. Не нравится мне это; надеюсь, завтра молодая леди поправится и все разъяснит.
– Вряд ли она захочет что-то рассказывать, – с загадочной улыбкой возразил отец и чуть кивнул, словно знал намного больше, чем мог сообщить.
Его намеки заинтриговали меня, и мне еще сильнее захотелось узнать, о чем столь горячо говорила ему перед отъездом дама в черном бархатном платье.
Едва мы остались одни, как я попросила отца рассказать мне обо всем. Мне не пришлось долго уговаривать его.
– Нет никаких причин скрывать это от тебя. Она сказала, что не хочет обременять нас заботами о своей дочери, потом заявила, что дочь ее – создание нервное, слабого здоровья, однако не страдает припадками никакого рода и находится во вполне здравом рассудке. Она сама заговорила об этом, я ни о чем не спрашивал.
– Странно! – заметила я. – Зачем ей нужно было об этом упоминать?
– Как бы то ни было, что сказано, то сказано, – рассмеялся отец. – И раз уж ты хочешь знать все, тебе осталось услышать совсем немного. Дама сказала: «Я еду по делам ЖИЗНЕННОЙ важности, – она подчеркнула это, – по делам тайным и неотложным. Я вернусь за дочерью через три месяца. До тех пор она не расскажет вам, кто мы такие, откуда прибыли и куда направляемся». Вот и все. Она очень плохо говорит по-французски. Сказав, что их поездка «тайная», она замолчала на несколько секунд и глядела на меня очень сурово. Наверно, для нее это очень важно. Ты сама видела, как поспешно она уехала. Надеюсь, я не сделал большой глупости, взяв на попечение эту юную леди.
Я же, со своей стороны, была в восторге. Мне не терпелось увидеть гостью и поговорить с ней, и я ждала, пока доктор разрешит мне подняться в ее спальню. Вы, городские жители, не представляете, насколько важным событием в моей одинокой жизни может стать появление новой подруги.
Доктор прибыл около часа ночи, однако мне совсем не хотелось спать. Лечь в постель, когда наверху ждет таинственная гостья? Ну уж нет, скорее бы мне вздумалось пешком догонять экипаж, в котором уехала дама в черном бархате.
Спустившись в гостиную, доктор сообщил, что пациентка находится в добром здравии. Она уже села, пульс у нее устойчивый и равномерный. Она не получила никаких телесных повреждений, лишь небольшое нервное потрясение, которое вскоре пройдет бесследно. Ей не повредит, если я навещу ее, разумеется, с ее согласия. Получив разрешение доктора, я послала горничную спросить, позволит ли гостья заглянуть к ней на несколько минут.
Горничная тотчас вернулась с ответом. Незнакомка горячо желала увидеться со мной.
Разумеется, я не заставила себя ждать.
Нашу гостью уложили в одной из красивейших комнат шлосса. Обстановка в ней была, пожалуй, немного тяжеловатой. У изножья кровати висел темный гобелен, изображавший Клеопатру со змеей на груди. Чуть поблекшие гобелены на другой стене также представляли классические сцены. Однако мрачноватый колорит старинных ковров уравновешивался золоченой резьбой деревянных рам и яркими красками прочих украшений.
Возле кровати горели свечи. Незнакомка сидела; мягкая шелковая ночная рубашка, расшитая цветами, облегала стройную фигурку. Ноги были прикрыты шелковым стеганым одеялом, которое мать набросила на нее в лесу.
Я подошла к ее кровати и хотела поприветствовать, но что это? Слова застряли у меня в горле, я ахнула и отшатнулась.
А случилось вот что. Я увидела то самое лицо, что стояло у меня перед глазами с детства, что когда-то склонилось над моей кроватью, то самое лицо, которое я много лет вспоминала с ужасом, но никто не подозревал, что у меня на душе.
Девушка была хорошенькая, даже красивая. В первый миг лицо ее было таким же печальным, каким я его запомнила.
Но в следующую секунду оно озарилось странной неподвижной улыбкой: она меня узнала.
Мы молчали, наверное, с минуту, затем заговорила она. У меня же по-прежнему не было сил раскрыть рот.
– Вот чудо! – воскликнула гостья. – Двенадцать лет назад я видела ваше лицо во сне; оно навеки запечатлелось в моей памяти.
– Действительно, чудо! – откликнулась я, пытаясь справиться с ужасом, лишившим меня дара речи. – Двенадцать лет назад я тоже видела вас, не знаю, во сне или наяву. Я не могу забыть ваше лицо. Оно стоит у меня перед глазами.