Назад я вернулся в кэбе, около половины шестого со всем оборудованием, которое мы с Питером занесли наверх в Серую комнату, где я сложил все посреди пола. Когда все вещи оказались внутри — включая прихваченного мной кота — я запер и запечатал комнату, и отправился к своей спальне, сообщив Питеру о том, что не спущусь к обеду. Сказав «Да, сэр», он отправился вниз по лестнице, явно полагая, что я останусь в спальне, чего я и добивался, прекрасно понимая, что он только извел бы и себя, и меня своими тревогами, если бы знал мои действительные намерения.
Однако я только взял из спальни фотокамеру и вспышку и поспешил назад в Серую комнату. Запершись в ней, я взялся за работу, поскольку до наступления темноты мне предстояло сделать многое.
Сперва я убрал все протянутые мной поперек пола ленты; потом отнес к дальней стене кота, остававшегося в завязанной корзинке, и оставил его там. Вернувшись на середину комнаты, я отмерил пространство поперечником в двадцать один фут и подмел его веничком из иссопа. Потом я очертил его мелом, стараясь не переступать через линию. Меловую черту с внешней стороны я обвел раздавленным чесноком из прихваченной мной связки; завершив это дело, я извлек из груды моих припасов небольшой флакон с некоей водой. Сорвав пергаментную бумагу, я извлек пробку.
Окунув в воду указательный палец левой руки, я отправился вдоль черты, оставляя на полу внутри меловой линии цепочку Вторых Знаков ритуала Саамаа, тщательно соединяя знаки обращенным влево полумесяцем. Признаюсь вам, что почувствовал себя много спокойнее, завершив наконец свой водяной круг. Потом я распаковал кое-что из принесенного снаряжения и поставил по горящей свече во впадину каждого полумесяца. После этого я начертил пентаграмму так, чтобы каждая из пяти вершин защитной звезды касалась мелового круга. В каждой из пяти вершин звезды я поместил по куску завернутого в полотно хлеба, а в пяти внутренних углах ее — пять открытых кувшинчиков с водой, которой наносил водяной круг. Теперь первый мой защитный барьер был завершен.
Ну, любой из тех, кто не знает ничего о моих методах расследования, счел бы все проделанное мной бесполезным и глупым суеверием; однако все вы, конечно, прекрасно помните дело Черной Вуали, при расследовании которого жизнь мою спас примерно такой же способ защиты, в то время как Астер, насмехавшийся надо мной и не пожелавший вступить внутрь пентаграммы, погиб. Я почерпнул идею из манускрипта Зигзанда, написанного, насколько мне удалось понять, в четырнадцатом веке. Сперва я естественным образом посчитал, что имею дело с обычным проявлением суеверий того времени; и только через год мне пришло в голову опробовать эту защиту — что я и сделал, как вы уже знаете в жутком деле Черной Вуали. Вы знаете все его подробности. Впоследствии я воспользовался этим способом несколько раз и непременно выходил сухим из воды до дела Движущегося Мха. Там моя защита оказалась пригодной только частично, и я едва не умер внутри Пентакля. После этого я узнал об экспериментах, которые профессор Гардерс проводил с медиумом. Когда медиума окружили заключенным в вакуум током, он терял всю свою силу — словно бы его отрезали от нематериального мира. Это заставило меня глубоко задуматься, и таким именно образом я пришел к созданию Электрического Пентакля — чудеснейшей защиты от явлений определенного рода. Для этого я воспользовался очертаниями защитной звезды, поскольку лично не сомневаюсь в том, что старинная магическая фигура обладает чрезвычайными достоинствами. Забавно, что в двадцатом веке приходится признавать это, не правда ли? Однако, как вы все знаете, я никогда не позволял и не позволю себе поддаться приступу дешевого веселья. Я задаю вопросы и держу открытыми глаза.
И в этом последнем деле я нисколько не сомневался в том, что наткнулся на сверхъестественное чудовище, и потому намеревался соблюдать всяческую осторожность, ибо беспечность в таких делах ни в коей мере не допустима.
Далее я занялся подключением Электрического Пентакля, располагая его так, чтобы каждая из его вершин и впадин в точности совпадала с вершинами и впадинами нарисованной на полу пентаграммы. Затем я подсоединил батарею, и в следующее мгновение цепочка соединенных вакуумных трубок вспыхнула голубым светом.
Я огляделся с легким вздохом облегчения и вдруг понял, что наступают сумерки и серое окно неприветливо смотрит на меня. И тут, оглядев просторную и пустую комнату поверх двойного барьера электрического света и огоньков свечей, я вдруг ощутил нечто странное и потустороннее — внезапно наполнившее собой воздух некое нечеловеческое присутствие. В комнате повеяло давленым чесноком, запах которого я ненавижу.
Далее я занялся фотокамерой, проверил заодно и вспышку. Наконец осторожно опробовал свой револьвер, хотя и весьма сомневался в том, что он понадобится мне. Тем не менее, кто сумеет сказать заранее, в какой степени материальным может оказаться при благоприятных условиях сверхъестественное создание? А я не имел ни малейшего представления о том, какую жуткую тварь мне предстоит увидеть, чье страшное присутствие ощутить. В конечном итоге меня могло ожидать сражение с материализовавшимся чудовищем. Так что, не зная заранее, я вынужден был готовиться ко всему. В конце концов, разве я мог забыть о том, что в находившейся рядом со мной кровати были удушены трое людей… и о тех жутких стуках, которые слышал собственными ушами. У меня не было ни малейшего сомнения в том, что я расследую опасное и неприглядное дело.
Тем временем наступила ночь, хотя комната была залита светом свечей; и я заметил, что то и дело оглядываюсь и обвожу взглядом всю комнату. Неприятное это дело — ждать появления подобного гостя. А потом я вдруг ощутил, как из-за моей спины подул холодный ветерок. Я не мог сдержать дрожи, по затылку пробежали мурашки. Неловко повернувшись, я заставил себя поглядеть в ту сторону, откуда дул странный ветер. Он как будто бы исходил из угла комнаты слева от кровати — того самого места, где я оба раза находил кучу смятых простынь. И все же я не видел ничего необычного, даже отверстия — ничего!..
И вдруг я ощутил, что язычки пламени над свечами затрепетали под этим неестественным дуновением… Должно быть, несколько минут я просто сидел как каменный и смотрел вперед полным страха взглядом. Наверное, мне никогда не удастся передать, насколько жутко, насколько кошмарно было сидеть под этим злобным, холодным ветром! А потом раз! Раз! Раз! Одна за другой погасли все свечи внешнего барьера, и я оказался запертым в запечатанной комнате без какого бы то ни было света вокруг, если не считать слабой голубой полоски Электрического Пентакля.
Время наполняла жуткая напряженность, ветер все дул и дул на меня, а потом я вдруг понял, что в левом углу комнаты, за кроватью, что-то шевельнулось. Я ощутил это скорее некоторым внутренним, неведомым самому себе чувством, чем зрением или слухом, ибо бледная и неяркая полоска Пентакля не могла создать достаточного освещения. И, тем не менее, нечто начало неторопливо сгущаться в моем поле зрения — движущаяся тень, чуть более темная, чем окружающий мрак. Тварь растворялась во тьме, и пару мгновений я только озирался по сторонам, ощущая свежую, подступающую опасность. Потом мое внимание обратилось к постели. Все белье и покрывала, что были на ней, неторопливо, крадучись, с жуткой равномерностью поползли прочь. Тихо шелестела сползавшая ткань, однако я совершенно не видел того, кто приводил ее в движение. Забавным, подсознательным, обращенным внутрь себя образом я ощущал приближение ужаса; и все же ум мой был спокойнее, чем несколько мгновений тому назад; в достаточной мере для того, чтобы ощутить как взмокли мои ладони, и чтобы полуосознанно крутануть барабан револьвера, досуха вытирая при этом правую ладонь об колено и ни на мгновение не отводя взгляда от этих медленно ползущих покрывал.
Однако негромкий шумок на постели прекратился, наступила полнейшая тишина, когда слышен был только стук крови в моих висках. А потом вновь зашуршали стягиваемые с постели покрывала. Ощущая нервное напряжение, я вспомнил про фотокамеру и потянулся за ней, не отводя впрочем, взгляда от постели. И тут, знаете ли, буквально в мгновение все покрывала слетели с кровати и глухо шмякнулись в угол.