Рейхардт мог часами рассуждать на эту тему, он говорил громко, не обращая внимания на прохожих, быстро переходя от одного предмета к другому, что особенно поражало в человеке за пятьдесят лет, с лысиной во всю голову и несколькими локонами на затылке. Но тем не менее приятное впечатление производил образованный композитор своим умным лицом, светскими манерами и даже некоторой небрежностью в изысканном туалете.
Наконец, от французов он перевел разговор на Германа.
— Зять мой, — сказал он, — отзывается о вас с большой похвалой, господин Дрейлебер. Он был знаком с вашим отцом, когда тот… Кстати, он, то есть мой зять Стефенс, хочет опять вернуться в Галле и знаете — с какой целью?..
Герман ответил отрицательно.
— А я знаю, но об этом поговорим после… Да, он пишет о вас самые лестные вещи, а мнение такого человека, как Стефенс, имеет для меня значение. Насколько я ценю его, вы можете видеть из того, что я отдал за него мою любимую дочь… Положим, я не менее люблю свою Луизу, она старшая дочь моей покойной жены и такая же хорошая певица, как ее покойная мать, а от меня наследовала талант к композиции. Она много испытала в жизни, моя бедная Луиза…
В это время экипаж остановился у входа в парк. Они вошли в ворота и, сойдя с лестницы, повернули в боковую аллею. Рейхардт обратил внимание своего гостя на величественные деревья парка:
— Вот старая ландграфская гвардия, — сказал он, — оставленная курфюстом полтора года тому назад; он удрал отсюда со своими сокровищами и бросил страну на произвол судьбы…
Эти слова напомнили Герману о письме, он сообщил Рейхардту неприязненный отзыв о нем комиссара, который был передан ему хозяином гостиницы. Композитор замолчал и казался задумчивым, но лицо его опять прояснилось, когда он увидел издали свою семью на холме, обсаженном деревьями в виде кулис и названном вследствие этого «зеленым театром».
Рейхардт представил молодого человека жене и дочери:
— Господин… как его… Герман Вейслебер из Галле, друг нашего дорогого Стефенса!
— Фамилия совсем не та, папа, — сказала Луиза Рейхардт, приветливо протягивая руку гостю.
— Как — не та! Каким образом? — воскликнул композитор.
— Моя фамилия Тейтлебен! — возразил Герман с улыбкой.
— Ах, да, правда! Припоминаю. Но я все-таки посоветовал бы вам, мой дорогой друг, бросить эту фамилию. Она не годится для нашего времени, будут отыскивать в ней особое значение, выдумают угрозу, чуть ли не заговор против французов…
— Тише, не говори так громко, — сказала госпожа Рейхардт, лицо которой показалось знакомым Герману.
— Мы уже виделись с вами, господин Тейтлебен, — сказала она. — Сегодня утром вы могли убедиться, что я также ловко обметаю пыль, как мой муж выбивает такт своей палочкой…
Герман, краснея, заявил, что тотчас же узнал ее. Все его внимание было поглощено Луизой, которая произвела на него особенно приятное впечатление. Хотя легкие следы оспы на лице не давали права назвать ее красавицей и она была не первой молодости, но Герман впервые ощутил на себе обаяние духовной женской красоты, чуждой чего-либо чувственного. Ему понравилась ее стройная, изящная фигура, звучный голос, плавные, несколько торжественные движения и задумчивый, как бы рассеянный взгляд ее добрых глаз. Еще в Галле ему приходилось слышать, что она замечательно умна и обратила на себя особое внимание нескольких выдающихся людей, и, хотя он был слишком скромен, чтобы поставить себя в один ряд с ними, но с первого же дня знакомства поддался влиянию ее нравственной силы.
Парк в эти часы был, как всегда, переполнен публикой. Перед гостиницей играла полковая музыка, но воздух был настолько душен, что гуляющие преимущественно толпились под тенью деревьев у маленького озерка с плавающими лебедями.
Холм, на котором расположилась семья капельмейстера, находился в стороне, и здесь можно было чувствовать себя свободнее, чем в каком-либо другом месте парка.
— Этот холм недаром назван театром! — объяснила Луиза молодому гостю. — При ландграфе Фридрихе, отце нынешнего курфюрста, здесь на открытом воздухе разыгрывались театральные пьесы; говорят, что он вел веселый полуфранцузский образ жизни, и несколько подготовил нас к тем порядкам, какие заведены королем Иеронимом. Отец любит это уединенное место, мы часто занимаемся тут музыкой…