На мне было другое белое платье. Все еще порванное внизу, там, где я его порвала, но крови не было. Ткань была мягкой и чистой, как и мои кожа и волосы. У меня не чесалась кожа и не горели израненные подошвы босых ног. Я даже не могла сказать, на какой поверхности я стояла, потому что это было похоже на ничто.
Наверное, я должна была кричать. Я должна была звать на помощь, не зная, что мне кто-нибудь ответит. Я все еще спала. Каким-то образом я осознавала это. Мое тело лежало где-то за пределами этой пустой черной пустоты, без сознания и уязвимое, пока я была в ловушке.
Крик, пронзительный, от которого замирало сердце, эхом разнесся вокруг меня, отражаясь от воображаемых стен.
Я повернулась на месте, прижав руки к груди, стараясь стать как можно меньше. Крик прекратился только для того, чтобы повторяться снова и снова, как будто кто-то нажимал кнопку воспроизведения на записи.
Я узнала этот голос — крик был моим. Я поймала себя на том, что почти мечтаю снова услышать ту странную музыку, даже песня с моим именем на ветру была бы предпочтительнее этого крика.
Крики прекратились так же быстро, как и начались, и я снова погрузилась в тишину. Но ненадолго. Вскоре тишину наполнила какофония стрекочущих сверчков. Казалось, их были тысячи, и все они одновременно пели друг другу свои песни. Эхо заставляло их резонировать, становясь громче и сильнее с каждой секундой.
В какой-то момент я не могла разглядеть свою собственную руку перед лицом, а в следующий раз услышала щелчок и глухой удар, когда сверху на меня упал яркий луч прожектора.
Я подняла руку к глазам, когда смотрела на него, прищурившись. Я ничего не могла разглядеть за слепящим светом, только еще больше черноты.
Когда я отвела взгляд и снова опустила его на свои ноги, то поняла, что стою в утрамбованной грязи. Начали появляться ощущения — ощущение гальки под подошвами, просеивание ее сквозь пальцы ног.
— Эй? — Я позвала тихо, но не слабо. Мой голос отозвался эхом, и стрекотание сверчков стало еще громче, словно в ответ на мой зов.
— Вот ты где.
Дыхание прошелестело над впадинкой между моей шеей и плечом, заставляя меня вздрогнуть, подавляя крик. Руки ласкали обе стороны моего торса, словно любовник, подкрадывающийся сзади. Я напряглась, когда губы коснулись моего правого уха.
— Почему ты так долго не появлялась, грустная девочка?
— Баэль… — Я напряглась, почувствовав, как его ладони скользнули по моему плоскому животу, его руки удерживали меня на месте.
— Кто же еще это мог быть, дорогая? Уж точно не этот любопытный Теодор. — Он несколько раз прищелкнул языком. — Тебя уже отпугнул этот бугимен? — Его горячее дыхание щекотало мне ухо, когда он говорил. Я не могла пошевелиться.
О чем это он там болтал? Теодор? Я этого не делала… Подождите.
— Тот, у кого такие глаза…
— У него есть глаза. — Он усмехнулся, и я застонала, чувствуя себя идиоткой. — Но поскольку ты так любишь прямые ответы, я облегчу тебе задачу. Теодор где-то здесь, хотя он имеет тенденцию появляться, когда это наиболее неудобно для меня. Не позволяй ему пугать тебя, он лает.… Ну, нет, я полагаю, его укус такой же ужасный.
Казалось, он находил себя невероятно забавным. Я знала его меньше дня, но уже поняла, что Баэль предпочитает говорить загадками. Я не была уверена, что могу доверять ему. На самом деле, я была почти уверена, что доверять ему было бы наивно.
Его ладони лежали на моем животе, а подбородок покоился на моем плече, как будто мы были любовниками, как будто ему было удобно прикасаться ко мне так, как он хотел. Не существовало границ, которые Баэль не позволил бы себе пересечь.
Тем не менее, это не остановило покалывание по всему телу. Тепло его ладоней было невыносимым, и я обнаружила, что прижимаюсь спиной к его твердой груди, ощущая холод его ожерелий на своей обнаженной коже.
— Перестань убегать от меня, и все будет так, как должно быть, я обещаю.
— Я тебя не знаю, — прошептала я, борясь с тяжестью своих век, которые пытались закрыться, — и я тебе не доверяю.
— Я никогда не просил тебя доверять мне, не так ли? На самом деле, доверять мне было бы очень, очень плохой идеей. И все же, как я уже говорил, я не причиню тебе вреда.
Я знала, что это не так.
— Скажи мне, грустная девочка…
— Мори, — быстро поправила я. Я не была уверена, что чувствую по поводу его маленького прозвища. Это встревожило меня. — Зови меня Мори.
— Мори, — поправился он, и это было едва ли не хуже.
Мое имя снова слетело с его языка, как будто он повторял его всю свою жизнь. Мягкое и соблазнительное. Я ненавидела это.