Раньше он потешался надо мной и мирился с моими культурными традициями, закатывая глаза на мои выходки, как он любил их называть, но за последний год он откровенно наказывал меня за них.
Я брела по оживленной улице, и никто не обращал на меня внимания. В такие ночи, как эта, Новый Орлеан был полон странностей и красивых костюмов. Кроме того, большинство людей были слишком пьяны, чтобы обращать на меня внимание.
Практикующие тоже были сегодня вечером — кто-то из настоящих, а кто-то из туристических ведьм, которые извлекли выгоду из культуры Вуду, чтобы заработать деньги.
Настоящих практикующих Вуду было легко распознать, если знать, на что обращать внимание, к чему прислушиваться. Подлинность — это не то, что можно подделать с помощью связки бус и кукол вуду. Кроме того, я выросла с большинством из них. Мы были довольно сплоченным сообществом и заботились друг о друге.
В основном я закатывала глаза, когда туристы таскали с собой кукол из человеческих волос и пакеты с куриными костями. Они понятия не имели, что делают и что искать, но это было, мягко говоря, забавно.
Бабушка Энн любила туристов, потому что они оплачивали ее счета. Но мало кто из них знал, что она была настоящей.
Сезон карнавалов был временем расцвета Нового Орлеана — когда люди со всего мира и из всех слоев общества стекались на наши улицы, просто умоляя быть пораженными и ослепленными тем, что они считали обманом и ловкостью рук.
Они посещали магазины ради заклинаний, трав и кристаллов, но если бы они действительно знали, где искать, или если бы им просто так везло, время от времени можно было бы наткнуться на мамбо, которая сжалилась бы над ними.
Туристы были бесконечно интересны, и я действительно любила это время года. Вы легко могли бы заметить молоденьких студенток колледжа, с широко раскрытыми глазами и нетерпеливыми взглядами, одетых в модную одежду, надеющихся заполучить себе парня-вампира.
Я не узнала никого из людей, проходивших мимо меня, когда пробиралась сквозь толпу. Мимо проходили парады, люди в ярких одеждах играли на музыкальных инструментах и танцевали.
Я искала среди них свою бабушку, зная, что она и некоторые другие старейшины будут отсутствовать сегодня вечером, обслуживая бедняг, которые потратили сотни долларов на безделушки, еду и выпивку.
Мой разум начал расплываться по краям, и лица начали расплываться.
Одна единственная мысль крутилась в моей голове, как бесконечная карусель. Мне нужно найти Остина, прежде чем он поймет, что меня нет дома. Он убьет меня, если я не вернусь.
Теперь это было практически песнопение. Я чувствовала, как это нарастает, острый, пробирающий до костей страх скользил по моему позвоночнику при мысли о том, что он войдет в эту дверь без меня, чтобы поприветствовать его.
И все же я не обернулась. Я не пошла в нашу квартиру, хотя мой разум кричал и бушевал, требуя, чтобы я вернулась к своему жениху.
Вместо этого я в оцепенении побрела дальше по оживленной улице, останавливаясь только для того, чтобы толпа тусовщиков прошла передо мной, дуя в казу, в то время как некоторые из них кувыркались на улице или пьяно прыгали друг на друга. Люди приветствовали их на тротуарах, когда они проходили мимо, поднимая свои бокалы к небу.
Секс, музыка и запах специй витали в воздухе, отчего у меня кружилась голова, вызывая ностальгию по тем дням, когда я могла наслаждаться празднованиями, не чувствуя, что Остин наблюдает за мной и судит меня.
Я скучала по тем дням, когда мой отец был здесь. Когда он сажал меня к себе на плечи и бежал со мной сквозь плотную толпу на парадах. Я бросала в них маленькие завернутые конфетки, как того и хотел Легба. Те дни были теперь так далеко, и я так сильно тосковала по ним, что мои глаза защипало от слез.
Раньше эти улицы были моим убежищем, моей свободой. Теперь они были лишь напоминанием о том, что я потеряла.
Остин ненавидел все в Новом Орлеане, и это заставило меня задуматься, почему он был так рад остаться здесь со мной, даже когда его семья все еще была в Калифорнии.
Конечно, здешняя фирма преуспевала под его руководством, но зачем заставлять себя жить в городе, полном всего и вся, кого он презирал? Включая меня…
Он ненавидел мои убеждения и мое наследие. Ему не нравилось, что моя бабушка забивала мне голову своей ерундой, как он любил это называть. Иногда он просто называл это работой дьявола.
Он и не подозревал, что дьявола в моем мире не существует. Дьявол был концепцией. Сосудом, в котором люди олицетворяли страх перед тем, чего они не понимали. Он был невежественен, полон ненависти и не желал учиться.