Почему Калфу должен был быть таким чертовски привлекательным? Говорили, что Легба выглядел добрым, сморщенным стариком, но его брат был обходительным и красивым. Вечно молодым.
— Ты думаешь, я привез тебя в такую даль только для того, чтобы закончить твою жизнь здесь, в этой лодке? — Он удивленно приподнял бровь. — Давай, девочка. Ты внучка Аннет Лаво. Я знаю, что ты умнее этого.
Я похолодела, снова услышав имя бабушки у него на устах.
— Не впутывай в это мою бабушку, — прошипела я.
Наверное, спорить с опасным духом было плохой идеей, но когда дело касалось бабушки, мне было все равно.
— Откуда ты вообще знаешь, как ее зовут, или что я вообще ее внучка? — Это был какой-то трюк? Когда он не ответил мне сразу, я рявкнула: — Калфу…
— Кажется, я просил тебя называть меня Теодором, — быстро сказал он. — Калфу — всего лишь одно из многих имен, на которые я откликаюсь, но среди друзей я предпочитаю Теодор.
— Я тебе не друг, — огрызнулась я.
Глупая, глупая…
Он снова ухмыльнулся, и часть лунного света упала на его черные глаза. Он небрежно откинулся на пятки, достаточно высокий, чтобы его глаза были на одном уровне со мной. Он провел пальцами по моей щеке, его прикосновение было обжигающе горячим. Когда я почувствовала, как он перебирает мои растрепанные, волнистые волосы, дрожь пробежала по моей коже.
— Ты боишься меня так же сильно, как и своего жениха, не так ли? — спросил он.
В его голосе прозвучал намек на разочарование.
— Ты бы предпочла, чтобы я был Легбой, ждущим с распростертыми объятиями, сладостями и улыбками. Что ж, боюсь, это невозможно. Это Перекресток, и никто не входит без моего приглашения, включая моего брата.
Я знала, что он говорит мне правду.
По крайней мере, часть этого. Легба мог быть еще одним духом Перекрестка, но он был известен тем, что помогал другим духам при переходе, а не душам, направляющимся внутрь, особенно во время ритуалов.
Его работой было сопровождать их и следить за тем, чтобы они приходили и уходили в безопасности. Но Калфу… он мог передвигаться, как ему заблагорассудится. Он был более могущественным, чем Легба, тем, кого следовало остерегаться.
— Значит, ты пригласил меня сюда? — Спросила я, в каждом слове звучало обвинение.
Почему этот могущественный дух призвал меня именно сюда? Я не была жрицей. Я едва ли была женщиной — Остин позаботился об этом.
— Ты спросила меня, откуда я знаю твою бабушку, — сказал он.
Его глаза, наконец, начали тускнеть, возвращаясь к тому расплавленному серебристому цвету, который успокаивал меня больше, чем чернота.
— Я знаю каждого священника и жрицу, которые чтят лоа. Аннет — могущественная, очень уважаемая мамбо. В тот момент, когда ты вошла в Карнавал Костей, я почувствовал силу ее предков на тебе, внутри тебя. Твоя родословная глубока, Мория. Ты не сможешь спрятаться от меня.
Я чувствовала себя идиоткой. Конечно, Калфу должен был знать мою бабушку. Как старшая мамбо, бабушка Энн была не новичком в общении с духами предков и руководила нашим народом в ритуалах и молитвах.
Духи текли через нее, как через сосуд, и она была достаточно опытна, чтобы знать, что с ними делать. То, что Калфу-Теодор — почувствовал ее во мне, имело смысл. В конце концов, когда-то давно я была ее учеником.
— Господи! — Я зашипела, чуть не выпрыгнув из собственной кожи, когда мягкий мех коснулся моей ноги.
Затем, словно материализовавшись из ниоткуда, Лафайет запрыгнул мне на колени, немедленно закружившись по кругу, затем плюхнулся и устроился поудобнее. Я уставилась на маленькую черного котика широко раскрытыми глазами, и мое сердце подпрыгнуло к горлу.
— Ты должен прекратить это делать. — Положив ладонь на бешено колотящееся сердце, я стряхнула с себя шок от его внезапного появления и, прищурившись, посмотрела на Теодора.
— Между тобой, Лафайетом и подкрадывающимся ко мне Баэлем, у меня скоро случится инсульт, и я присоединюсь к серым лицам в очереди в «Дом веселья».
Я пожалела об этом в тот момент, когда сказала это. Что я делала, разговаривая с ним, как с обычным человеком? Я собиралась дать себя убить…
— Я не вовремя, моя дорогая?
Снова вздрогнув, я обернулась и увидела никого иного, как Баэля Сент-Клера, небрежно сидящего на носу лодки, ненадежно балансирующего на ее краю, словно удерживаемого одной только силой воли. Он подмигнул мне, отчего я почувствовала себя неловко и в то же время развеселилась. Я прищурилась, глядя на придурка, который оставил меня одну, запертой в «Доме веселья».