Мой желудок скрутило, когда мой взгляд метнулся к его горлу. Я не знала, что именно я искала, но все, что я могла разглядеть, были татуировки. Я не знала, чего я ожидала, но то, что он только что сказал мне, было не этим.
— Я даже не знаю, что сказать, — прошептала я, отрывая взгляд от его шеи. — Как ты оказался здесь, на Перекрестке?
Баэль снял мою руку с предохранительной планки, медленно высвобождая мои пальцы из тисков, и сжал ее в своих теплых ладонях. Жест был на удивление нежным и заботливым.
— Это то, о чем никогда не говорят в книгах по истории. Видите ли, смерть через повешение не всегда была чистой смертью. Некоторые люди часами висели, прежде чем задохнуться. Иногда веревка была недостаточно натянута или шея не поддавалась.
Мне пришлось сглотнуть желчь, которая угрожала подступить к моему горлу.
— К несчастью для меня, тот, кто завязал мне петлю, проделал не очень хорошую работу. Я двадцать минут висел на дереве недалеко от города, прежде чем мужчина из города наконец сжалился надо мной и выстрелил мне в сердце.
— О боже мой, я так…
— Не говори, что тебе жаль, — перебил он, отмахиваясь от меня. — Потому что это не так.
— Как ты можешь так говорить?
Он пожал плечами, крепче сжимая мою руку и откидываясь на спинку сиденья. Мы парили над карнавалом в мирной тишине.
— В те короткие мгновения между жизнью и смертью мне поставили выбор. Теодор предложил мне дом, способ обмануть смерть, и я с радостью принял это.
— И с тех пор ты был здесь, — закончила я за него. Он кивнул.
Более трехсот лет. Именно столько Баэль пробыл здесь, на Перекрестке, провожая души в их следующую жизнь, или что бы там ни было после. Это была бесконечная неопределенность, которая никогда не менялась. По сути, он был здесь в ловушке, как и все остальные, а Теодор дергал за ниточки.
— Звучит одиноко, — сказала я.
Он встретился со мной взглядом и на этот раз не смеялся и не шутил.
— Это было…
Мое сердце дрогнуло, а его глаза блуждали по моему лицу. Не потому ли он так сильно хотел, чтобы я осталась? Я никак не могла быть тем ответом, который он искал.
— Не смотри на меня так, — упрекнул Баэль. — Мне не нужна твоя жалость. Я нашел свое место в загробной жизни, и я доволен. Я один из счастливчиков. Если бы я отклонил предложение Теодора, меня отправили бы прямиком через переход, и кто знает, что бы со мной стало.
Но в моих глазах не было жалости. Это была просто печаль. Я могла представить это. Баэль на коленях, умоляющий не отправлять его через зеркало. Ужас в его глазах от того, что он увидел через стекло.
— Расскажи мне, как все это работает, — попросила я. — Зеркала — как они определяют, кто куда идет и зачем?
Я задавалась вопросом, было ли это просто каким-то волшебством, или за этим действительно стояли какие-то рассуждения. Кто отдавал приказы и принимал окончательное решение? Кто заглядывал в глаза каждой душе и определял, где им следует провести остаток вечности? Это были вопросы, на которые я никогда не ожидала получить ответ.
— Даже я не знаю, что лежит по ту сторону перехода, грустная девочка. Я знаю только, что это моя работа — доставить их туда. Я тот, кого называют билетером.
— А зеркала? — Спросила я.
— Зеркала всегда были вратами, — сказал он. — Пространство, которое превосходит физику, реальность и само время. Когда зеркала используются, они выносят суждения. Серые лица, как тебе нравится их называть, будут смотреться в одно из трех зеркал, и это в конечном итоге раскроет истинный облик их души. Куда они в конечном итоге попадают, остается тайной, в которую даже я не посвящен, хочешь верь, хочешь нет.
— И тебя устраивает, что ты не знаешь, куда их отправляешь?
Он пожал плечами.
— Не мое дело знать. Я отверг переход, и поэтому все, что я могу сейчас сделать, — это служить ему и тому, кто им командует.
— Теодору, — догадалась я.
Он улыбнулся.
— Он не так уж плох, когда узнаешь его получше. Конечно, не такой обаятельный, как я, но…
Я фыркнула, удивив саму себя после такой тяжелой темы разговора.
— Ты невероятно высокого мнения о себе, — сказала я, раздраженно качая головой.